27 июля 2020
Город Устинов: «Можно войти в состояние созерцательность и не требовать, чтобы были считаны все символы»
Город Устинов просуществовал всего 900 дней (с 1984 по 1987 годы). Сегодня — это город Ижевск. Как место на карте Устинов не существует, но напоминание о нём осталось в паспортах у людей, родившихся в этот период. Участники микро-арт-группы родились именно тогда. Они изобретают «микро-территорию» собственного места рождения — пространство и время, начавшееся для них когда-то как город Устинов.
О себе, искусстве и его принятии, о течение времени и будущем «Музея с доставкой» арт-группа рассказала Культуре24.
О себе
Мы взяли это название — «Город Устинов» — потому что мы в этот период родились. Это такое наследие, которое нам досталось. Это название, за которым нет конкретной географической точки. Такой документальный момент. С другой стороны, он оказался таким ценным в символическом ключе. Мы не стали копать в историю, мы скорее стали создавать новую территорию и новейшую историю города Устинов, связанную с нашими выставками, перемещениями, проектами. Жителями города стали люди, которых мы встречаем. Это в меньшей степени сверстники, которые родились с нами в одной точке. Есть и такие среди наших знакомых и тех, кому интересно то, что мы делаем. Но сейчас гораздо больше людей, которых мы встретили в разных городах России и за рубежом, в Красноярске. Вот они — жители.Проект «Музей с доставкой» — это в какой-то степени игра в конструктор. Одним из источников вдохновения можно считать вот эту детскую игру, в которой были разные кирпичики, домики, которые нужно [собирать] из деревянных палочек или бруса. Я с этим очень любил играть. Я счастлив, что у нас появился такой проект, который, с одной стороны, резюмирует то, что мы вообще называем микроискусством, а с другой стороны, позволяет придаваться той самой игре, но уже говорить об актуальных вещах.
Сейчас человек не прикреплен к определенному месту. Это отличительная черта сегодняшнего момента. Такой перемещающийся город, который следует за людьми и связывает их на расстоянии, я думаю, это — ближайшее будущее. Возможно город Устинов, возможно какая-то другая единица на каком-то организационном, официальном уровне будет объединять людей. Или, по крайней мере, формировать некую идентичность, которая не связана с местом. Которая не «где родился, там и пригодился», а где очутился, там и родился. Есть прописка по месту жительства, а есть прописка по месту ощущения, и Город Устинов — это вот такое эфемерное образование.
О предметах
Размер значения в принципе не имеет. Есть объекты бытовых размеров. Кружка, например. Все те вещи, которые нас окружают и даже то, что мы составляем из зёрнышек — это размер буквы в книжке. Получаются достаточно доступные объекты в бытовом смысле. Через бытовые размеры мы выстраиваем взаимосвязь между искусством и зрителем. Через повседневный размер. Те материалы, которые мы используем — это то, что где-то под рукой находится и то, что можно найти под ногами. Условно мусор, но который распознаваем. Взгляд человека он же такой острый, он может распознать многие невидимые вещи.
О зацепках
Ты можешь что-то сделать, обнулив материал, ты можешь трансформировать это в другой материал. Либо полностью, либо частично. Материал увидеть наивным, тем самым детским, но очень внимательным взглядом, и с желанием с этим материалом вступить в коммуникацию. И трансформировать, чтобы получилось нечто.
Мы комбинируем разные материалы, создаем такую множественную структуру, которая не существует сама в себе, но может быть связана с нами или с другими людьми разнообразными ниточками. Кому-то, допустим, кусочек ткани напоминает лоскутное одеяло или одежду, кому-то сама форма объекта может напомнить минералы. Однажды у нас на огромной инсталляции куратор музея «Гараж» подошел и говорит «ребята, вот там у вас уголочек от молочного пакета! Это так круто!». Это же зацепки.
О времени
В последнее время мы делаем инсталляции-мастерские там, где зритель может совершать какие-то действия. Это ещё одна точка входа в тот процесс, которым мы занимаемся, и в то мировоззрение, которое основано на внимательном взгляде, каком-то замедленном времени. На том, чтобы выпасть из привычного ритма, но при этом остаться связанным с окружающей действительностью. Вот это и есть растяжение времени в будущее. И ты берёшь и растягиваешься в этом времени.
Но иногда нужно сжаться, чтобы чувствовать границы свои, потому что можно так растянуться, что рассыпешься. Можно обозначить два полиса в этой жизни: прагматика и поэтика. Человек, зарабатывая себе на жизнь, живёт прагматикой, делает нечто, что приносит пользу или комфорт. Часто человек этим ограничивается, переставая замечать то, что находится вне времени. Поэтика — это красота или ощущение сопричастности к миру, который не бежит в этой гонке.
Почему людей тянет в горы? Потому что в горах время замирает, вообще рядом с большими предметами. Важно это ощущение сопричастности к миру, который существовал «до» и будет существовать «после». И ты тоже становишься частью этой вечности. Прогулка по горам или работа с песчинками — это равнозначные вещи. Фокусируясь на том, чтобы из песчинок выстраивать какую-то композицию, ты погружаешься в такое состояние, в котором время идет по-другому. И эта поэтика как раз проявляется в музеях. Когда мы видим хорошую выставку или отдельный шедевр, в какой-то степени мы чувствуем себя сопричастными к культуре, к тому, что существовало пятьсот лет назад и является важным сейчас. Процессы, которые находятся за рамками нашей жизни и текущих повседневных забот, являются чем-то ценным. Ценным как некое явление человеческой культуры, как некое физическое явление. Мы та же песчинка, которая является частью горы. Наше тело — это тоже часть природы. То, что можно назвать поэтикой, сопричастностью.
О принятии искусства
Можно войти в состояние созерцательность и не требовать, чтобы были считаны все символы. Не обращая внимания на краску, как она там потрескалась, если говорить о картине. Понимание начинается с принятия, и часто человек, приходя в музей, к сожалению, находится в рамках некой дистанции. Или его туда привели с классом, а он не совсем хотел. Либо у него в голове сидит стереотип, что он ничего не понимает. И если мы что-то не понимаем, мы стараемся держать по отношению к этому дистанцию. За принятием и созерцательностью, приходит и любопытство. Это такой ключевой краеугольный камень, который позволяет выдвигать собственные интерпретации, вступать в игру с произведением искусства, и тогда уже нет никаких проблем к постижению того, что мы видим. С другой стороны, нам может быть просто не интересно [искусство]. В современном мире культурный ландшафт расслоен не во времени. Есть какие-то новые явления, которые связаны с современными технологиями, которые входят в искусство и в нашу жизнь, но в принципе как практика сложилось представление о культуре, как о неком ландшафте, который существует в одно время. Африканские статуэтки существуют с хай-тек экспериментами. Они и рядом стоять могут в музее. Критерий не «хорошо-плохо», а «далеко или не далеко» от моей культурной прописки. Ты не пытаешься ранжировать то, что представлено в музее или оценить выставку по критериям хорошо или плохо, а оказалось ли тебе это близким.
О единомышленниках в искусстве
Критики занимают порой полярную позицию и в современном искусстве нет такого ощущения, что ты окажешься в топе. Ты попадаешь в определенный момент в такую среду, в которой важно найти не самого лучшего куратора, а важно встретиться, совпасть с каким-то единомышленником, будь то куратор или критик.
Мое представление об искусстве прошло определенные изменения. Мне было тяжело от того, что плохой художник пользуется большой популярностью, а сейчас у меня такого ощущения нет. Художественная практика — эта работа над собой. Ты находишь единомышленников, и твои собственные небольшие открытия становятся интересными. Это классное ощущение, когда ты — часть большого культурного поля, в котором не приходится дистанцироваться от художника, если он кажется тебе плохим. Ты проживаешь это как столкновение с другим миром, с инопланетянами. Вот они есть, и ты сними ничего не поделаешь. А у тебя своя планета, и к этой планете надо еще добраться. Вот нам из города Ижевска нужно было попутешествовать, поперемещаться, чтобы понять, где наша земля. Посчастливилось довольно динамично пройти этот путь совпадения с кураторами и найти единомышленников среди художников, стать частью активной художественной среды. При этом мы перемещались по разным городам России, Европы и не сказать, что был какой-то центр. Мы свою практику собрали из множества путешествий. И то, что мы представляем в Москве, то, благодаря чему нас знают — это продукт множества этих взаимосвязей и путешествий по жизни.
О будущем «Музея с доставкой»
В идеале «Музей с доставкой» нужно делать с теми людьми, которые заинтересованы, открыты к экспериментам, к принятию. Потому что можно занять такую дистанционную позицию, мол, это все детские игрушки. Таких людей строгих у нас не было. Но мы ждём, конечно, какое-то проведение. Но это, опять же, исследование такого затерянного мира, человека с другим мировоззрением. У нас даже есть сумка «Яндекс.Еды». Мы думали её перекрасить, но не получилось.
В возможном будущем появятся ассоциация портативных музеев. Художников очень много и людей активных и изобретательных очень много. Мы постараемся выстроить контакт с этими людьми. Есть исторические примеры, такие как: портативные картины Дюшана. Он, конечно, работал с тем, то видел в музеях, и он хотел по своим принципам собирать картины. Собственно, он упаковал их в чемодан. Более близкий пример по времени — Музей современного грузинского искусства Арт-группы «Бульон». Они в таком кейсе оружейном носят репродукции работ разных грузинских художников и флешку с файлами. И это такая образовательная акция — у них нет музея современного искусства, и они взяли на себя образовательную функцию. И они сами формируют историю искусств.
Фото: Руслан Максимов/Культура24