29 августа 2020

Михаил Логвинов: «В балетной съёмке фотограф должен быть хореографом»

Свой новый творческий сезон Красноярский театр оперы и балета имени Д.А. Хворостовского открывает мировой премьерой диптиха «Ленинградская симфония» на музыку Дмитрия Шостаковича и Алексея Сюмака. На съёмку спектакля специально приглашен известный московский фотохудожник Михаил Логвинов. Когда-то именно он снимал первую балетную постановку худрука красноярского театра Сергея Боброва — «Антигону».

Репетиции «Ленинградской симфонии». Фото: Михаил Логвинов 

 

Репетиции «Ленинградской симфонии». Фото: Михаил Логвинов 

 

Репетиции «Ленинградской симфонии». Фото: Михаил Логвинов 

 

Репетиции «Ленинградской симфонии». Фото: Михаил Логвинов 

 

Репетиции «Ленинградской симфонии». Фото: Михаил Логвинов 

 

Репетиции «Ленинградской симфонии». Фото: Михаил Логвинов 

 

Репетиции «Ленинградской симфонии». Фото: Михаил Логвинов 

 

Репетиции «Ленинградской симфонии». Фото: Михаил Логвинов 

 

Репетиции «Ленинградской симфонии». Фото: Михаил Логвинов 

 

Репетиции «Ленинградской симфонии». Фото: Михаил Логвинов 

 

Репетиции «Ленинградской симфонии». Фото: Михаил Логвинов 

 

Репетиции «Ленинградской симфонии». Фото: Михаил Логвинов 

 

Репетиции «Ленинградской симфонии». Фото: Михаил Логвинов 

 

1 /

Что именно вкладываете в это понятие?

Мне дорого понимание и признание со стороны профессионалов, к мировой известности я никогда не стремился. Помню, снимал в Мариинском театре балет Джона Ноймайера «Звуки пустых страниц». Получилось немало хороших фотографий, а последний кадр вышел как бы и не балетный — там не было танцовщика, только его тень. Но именно он меня чем-то зацепил. А когда я показал это фото Ноймайеру и попросил его автограф, тот чуть не расплакался: «Майкл, это же именно то, что я хотел высказать!». Одно из определений счастья – когда тебя понимают. То, что Джон меня понял, и что я сумел почувствовать и выразить в своем снимке высказывание выдающегося хореографа — вот это мне особенно дорого. Или признание со стороны Григоровича. Я много снимал его «Спартака» с разными исполнителями и как-то показал Юрию Николаевичу снимок, который мне особенно нравился. Он восхитился: «Миш, вот это кадр!» — и расписался на фотографии. Понимаете, признание такого человека мне ценнее любых других комплиментов.

Такие же отзывы я слышал от Майи Михайловны Плисецкой, Николая Цискаридзе, Ролана Пети, многих других мастеров балета. С Роланом Пети мы познакомились в 2001 году, когда он приехал ставить в Большом театре балет «Пиковая дама». Партию Германа танцевал Цискаридзе — мы с ним к тому времени уже были дружны несколько лет, и Коля пригласил меня поснимать. Пети посмотрел мои фотографии и дал на съёмку всего 10 минут: «Я ставлю новый балет, не надо меня отвлекать». Я попросил: «Месье Пети, как только скажете, что я вам мешаю, сразу выйду из зала». Он согласился. Снимаю тихонечко — прошло 10 минут, 15, час, полтора — репетиция закончилась, а он меня так и не выгнал. (Смеётся.) Снимки ему очень понравилось. А однажды мы вместе шли в театр из гостиницы, я предложил сфотографировать его на московской улице. Пети сказал: «Хорошо, но я должен танцевать!» Представляете картину: выходят люди из Большого театра, а именитый хореограф, танцуя, идет им навстречу! Он был блистательным актёром, я даже как-то сказал, что ему нужно сниматься в кино — в роли Пикассо. Мы общались в течение десяти лет, я часто фотографировал его не только в Москве, но и во Франции — надеюсь, смогу издать альбом с лучшими кадрами тех съёмок. Пети приглашал меня снимать его репетиции в Опера Гарнье в Париже, а там очень сложно получить разрешение на съёмку. Много приятного было и в работе с другими людьми. Ноймайер говорил: «Это фотограф, который снимал всё, что я делал в России».

А как вы познакомились с Майей Плисецкой?

Мне очень хотелось в 1993 году поснимать её юбилей, посвященный 50-летию работы на сцене Большого театра. Билетов, естественно, не было. Встретил на улице Владимира Васильева, попросил его посодействовать. Тут из театра как раз вышла Плисецкая, он ей меня представил. Так я получил разрешение на съёмку не только самого концерта, но и репетиций. Напечатал пробные кадры, позвонил Майе Михайловне, она пригласила меня домой. Пили чай, и она часа полтора подробно разбирала фотографии и учила меня уму-разуму — что я сделал правильно, что неправильно. Такие уроки не получишь на курсах балетной фотографии — только беседы с выдающимися людьми, как Плисецкая, Григорович, Ноймайер, Борис Яковлевич Эйфман, дают уникальные знания и умение воспринимать балет.

С тех пор я постоянно фотографировал Майю Плисецкую. Надеялся снять и её 90-летие, но она не дожила до него полгода. У меня в альбоме есть серия, когда Плисецкая танцует экспромт на своём 80-летии. В её юбилейный вечер шёл «Дон Кихот», разные сцены в нем танцевали шаолиньские монахи, танцовщики фламенко. Один испанец так увлёкся, что вместо трёх минут разошелся на все десять — как его было остановить? И тут на сцену вышла Майя Михайловна и за пару минут такое изобразила, что артист фламенко танцевал, танцевал, а потом упал на колени, снял ботинки и покорно отдал ей. Звёздный час фотографа, когда удается заснять такие моменты. Жалею, что не записывал за Майей Михайловной, от наших бесед осталось лишь послевкусие, как после хорошего вина: не помню уже, о чём говорили, но так это было интересно, так весело, так остроумно! И есть её фотографии. Кстати, альбом с ними я подарил Пьеру Кардену. Написал в нём посвящение: «Господину Кардену, соавтору этого альбома от фотографа Михаила Логвинова». Плисецкая там везде в его костюмах, он создал для неё совершенно уникальные платья. Я позвонил его секретарю, когда был в Париже, и Карден пригласил меня в «Максим» — оказалось, что он владеет этим знаменитым рестораном. На встрече также был Слава Зайцев, Карден часа три показывал нам свои коллекции — это было совершенно неожиданно и очень приятно. Вообще заметил, что чем значительнее человек, тем проще с ним общаться.


Фото: Руслан Максимов/Культура24

С Рудольфом Нуриевым довелось встретиться?

Нет, к сожалению. Нуриев приезжал один раз в Петербург, но меня в то время не было в стране. И с Михаилом Барышниковым не удалось поработать. А Галину Сергеевну Уланову посчастливилось поснимать на репетициях в начале 90-х. Вообще, съёмка репетиций меня увлекает гораздо больше, чем сами балеты. Возможно, сделаю выставку портретов хореографов, очень люблю снимать их в работе. Хотя у меня в коллекции порядка 70 имён, и если взять даже по два-три снимка у каждого, получится перебор. Так что пока я в раздумьях на этот счёт.

Можете сформулировать, в чём заключается искусство снимать балет — что для этого, прежде всего, требуется?

Самое главное — любовь к тому, что делаешь, и возможность учиться у профессионалов, у которых можно чему-то научиться. Я многому научился у тех, кого снимал. Мне нравится не просто снимать какой-то балет или какого-то хореографа, или партию отдельной балерины или танцовщика — интересна именно индивидуальность самого танцовщика, балерины или хореографа, способ выразить их чувства и эмоции, показать возможности человеческого тела. Самое приятное для меня в профессии — снимать настоящих личностей и общаться с ними. У каждого танцовщика существуют какие-то недостатки. Но способность обратить недостатки в достоинство и вообще быть личностью на сцене — это дано далеко не всем. У Иржи Килиана было три труппы — до 20 лет, от 20 до 40 и от 40 и старше. Когда его спросили, до какого возраста артист может танцевать, он ответил: до тех пор, пока он интересен зрителю, пока танцовщик может что-то показать.


Фото: Руслан Максимов/Культура24

А что, на ваш взгляд, можно назвать хорошей съёмкой балета?

С одной стороны, качественная съёмка должна отражать идею, закладываемую хореографом. У каждого из них есть какие-то собственные темы и своя балетная лексика, и это, безусловно, влияет на картинку, которую я вижу. А с другой — если снимаешь талантливую хореографию, всегда можно найти нечто, что не видит даже сам постановщик. Тогда это будет интересно не только мне, но и автору спектакля. Бывает, что отснял 100-300 хороших кадров, но вдруг понимаю, что один из них — не просто фото, а произведение искусства. И это сделал именно я на предложенном материале, понимаете? Потому что фотографов много, но даже с одной точки каждый видит действительность по-разному. У хореографа материал — музыка, артисты, — он из этого создает свой мир. А я как фотограф смотрю на его работу и хочу показать нечто, что отражало бы суть балета или суть танцовщика. Снимал однажды балерину в студии, она танцевала «Лебедя» Сен-Санса. Я фотографирую, а она руководит: «Вы всё неправильно делаете, это нужно снимать по-другому». Пришлось объяснять, что если сниму её с указанного ею ракурса, получится очень плохо — руки окажутся обрезаны. В балетной съемке фотограф тоже должен быть хореографом. Меняется точка съёмки — меняются состояние и линии, выражающие сам балет, характер танцовщика или характер его персонажа. Конечно, помимо творческого подхода необходимо прекрасное понимание фототехники, и сама она должна быть как можно лучше. Я стараюсь максимально вкладываться в своё оборудование — понимаю, какими возможностями меня обогащает высококлассный объектив.

А бывало, что уже во время съёмки балета вам вдруг становилось скучно его снимать?

Случалось. Но в такой ситуации всегда стараюсь найти в спектакле что-то интересное, переключиться — и сфотографировать то, что, кажется, просто невозможно уловить. Тогда работа дает дополнительные навыки.

За четыре десятка лет что для вас было самым сложным в съёмке балета?

Сражу вас сейчас наповал. Чтобы снять балет, на это надо получить разрешение – и так было все годы моей работы. Казалось бы, столько лет уже в профессии, но не могу сказать, что свободно снимаю, где хочу. Если вам не доверяют, если вы не можете договориться с хореографом или администрацией театра — тут уж ничего не поделать. Для многих театров и артистов фотография вообще не главное. Им важно реализоваться в своей работе на сцене, чтобы это оценили. Танцовщики вообще нередко подходят и спрашивают: ну что, сколько нащелкал? Отвечаю: сколько ты напрыгал, столько я нащелкал. (Смеётся.) Разные театры — разные правила, масса ограничений. Зритель тоже может сказать, что вы ему мешаете — после таких слов сразу ухожу, потому что зритель всегда прав. И никогда не обижаюсь — это балетный мир, его можно только принимать таким, каков он есть.

31 rue Vandenbranden (Chartier) Opera de Lion 046 photo by M.Logvinov 18.9.19 

 

Autobiography (McGregor) company Wayne McGregor (130 photo by M.Logvinov 2.11.19 

 

Hedda Gabler (Aune) The Norwegian Natiional Ballet 84 photo by M.Logvinov 2.10.19 

 

Jungle Bkues (Dorrance) Dorrance Dance 11 photo by M.Logvinov 18.9.19 

 

Minaret (Rajeh) Maqamat-Lebanon (045 photo by M.Logvinov 26.9.19.19 

 

Myelination (Dorrance) Dorrance Dance 64 photo by M.Logvinov 18.9.19 

 

Oskara (Morau) Kukai Danza Company (05 photo by M.Logvinov 3.11.19 

 

Rite of Spring (Yang Li Ping) Peacock Contemporary Dance Company 48 photo by M.Logvinov 11.9.19 

 

Shut Eye (Leon Lightfoot) NDT (116 photo by M.Logvinov 24.10.19 

 

Singuliere Odyssee (Leon Lightfoot) NDT 071 photo by M.Logvinov 25.10.19 

 

The Statement (Pite) NDT 28 photo by M.Logvinov 25.10.19 

 

Wike Up Bland (Goecke) NDT (28 photo by M.Logvinov 25.10.19 

 

Михаил Логвинов с Игорем Устиновым - известным французским скульптором 

 

1 /

Осталось ли ещё что-то в этом мире, что мечтали бы сфотографировать?

Мне всегда были интересны в балете новые поколения, а их поток, к счастью, не иссякает. Современную хореографию в последнее время снимаю даже чаще, чем классическую. Постоянно открываются новые возможности, новая лексика — в балете сейчас много уникальных этнических элементов, появились яркие китайские хореографы, тайваньские, ливанские, — они совершенно ни на кого не похожи. Так что на мой век хватит.

Читайте также