«Я-Мы-Люда»

Таких женщин, как ваша героиня в «Тайм-ауте», Люда, их очень много. Буквально, все мы «Я-МЫ-Люда». Желание жить в иллюзиях — это её осознанный выбор или заложенная программа?

Наверное, это часть воспитания у нас. Оторванность, иллюзии. Не сказать, что ей легко. Всегда найдется человек, который опустит тебя на землю. Иллюзии не стыкуются с реальностью. Мы все «страдаем» придуманным миром и иногда очень мучаемся от него. Сама идея счастья делает нас несчастными и каждый спасается как может.

Вы похожи с вашей героиней или в вас больше различий?

Очень похожи! (смеётся). Пётр Юрьевич (Шерешевский, режиссёр спектакля — прим. ред.) вообще не любит, чтобы кто-то играл абстрактные образы, он обращается к человеку, к его внутренней жизни, к личности и, мне кажется, что мы где-то переплелись с Людой, не отличишь, где я, где она.

Как проходили репетиции?

Про какие-то сцены Пётр Юрьевич сразу сказал, что это будут песни, они у него были уже готовы. В «Тайм-ауте» нелинейная структура, поэтому, когда мы начали его репетировать, всё это было немного странно. Пётр Юрьевич давал задачи: «Представь, что ты в открытом космосе и стучи в рынду!» Я говорю: «Что, почему?» А он: «Не задавай мне вопросов!» Поскольку я давно его знаю, ну, думаю, разберусь. У него уже было своё видение, и он нас к этому подводил. Он постепенно открывался, мы учились работать с камерой.

Расскажите про работу с камерами. Куда работать актёру, на камеру или на зал?

На камеру, конечно. Зал ты чувствуешь, понимаешь, что он где-то там, но работаешь всё равно на камеру. Она дисциплинирует, ты становишься концентрированным, важно не переборщить, существуешь аккуратнее.

Говорят, что актёр — это адвокат своей роли, вы оправдываете Люду?

Ну да, а что там можно не оправдать? (смеётся). Если бы она была злодеем типа Макбета, то тут были бы вопросы, а так…Сложно назвать ее положительной героиней, она — женщина с характером. У меня даже не было мысли о том, хорошая она или плохая. Она как любой человек. Может закрыться от страха, уязвимости. Мы все разные. Для меня не стоял вопрос «Какая она?». Это живой человек, не было необходимости её оправдывать. У неё своя внутренняя вселенная.

Скандинавская мифология — это такая мифология злых богов, она одна из самых кровожадных. Получается, что с современным обывателем добро не сработает, чтобы он вышел из рутины?

Я размышляю о нашем Боге и думаю, насколько он добр, раз допускает так много зла. Эти вопросы стоят у Достоевского. Человек — такое сложное существо, столько в нём всего намешано: тяжело быть добрым иногда, легко быть злым… и ты пытаешься, но ничего не выходит. Поэтому отношения с богами, какие бы они ни были — скандинавские или наши — если бы все это было так легко. Я живу и каждый день пытаюсь понять, как он к нам относится, наш Бог?



Другой номинанткой «Золотой Маски» спектакля стала молодая актриса из Красноярска, сейчас работающая в «Красном факеле» Юлия Новикова.

С чего началось ваше знакомство с Шерешевским?

Началось оно ещё в Норильске. Он приехал на постановку «Короля Оленя», потом решил, что «не пойдёт», достал из режиссёрского портфеля «Дядю Ваню», мы все были в шоке, но всё случилось благополучно, были номинации на «Золотую Маску» в том числе и у моего мужа (актёра Дениса Ганина — прим. ред.). Потом была «Женитьба». Я могу сказать, что Пётр Юрьевич — абсолютно мой режиссёр, мне с ним кайфово.

Видели ли вы спектакли Петра Шерешевского до того, как стали с ним работать?

Не люблю смотреть спектакли в записи. Вживую, если получится приехать, я очень хочу посмотреть спектакли в Камерном театре Малыщицкого. Я знаю, что где бы он ни работал, о нём всегда очень хорошо отзываются артисты. Он всегда создает невероятную атмосферу вокруг спектакля, репетиций и он неконфликтный человек на первый взгляд, но всегда доносит свою точку зрения. И все соглашаются — от уборщицы до директора театра — он умеет находить общий язык со всеми.

А как вы работали с Ником Тихоновым (композитор спектакля — прим. ред.)?

Мы его называли исключительно «Ванечка», он такой человек, который «и зайца может научить курить». Я не играла ни на одном музыкальном инструменте, а теперь я играю на балалайке. С ним было легко, комфортно, у нас есть чат по спектаклю, мы до сих пор общаемся.

Вы все — непрофессиональные музыканты. Как Ваня ставил вам задачи, как он вас учил играть на инструментах?

Мы все равно с музыкальным слухом. Он показывал одно, другое и понимал наши возможности. У нас перед каждым спектаклем есть музыкальная репетиция, мы проходим, Ванечке отсылаем видео… При встрече, он, конечно, будет нас ругать, но мы стараемся держать марку. Он говорит: «Главное кайфуйте и держите ритм». Он нам просто объяснил, без заумных фраз, как это всё устроено.



Это театр-синтез музыкального и драматического. Сложно ли актёрски переключаться с одного существования на другое?

Это не сложно. Петя умеет создавать такую атмосферу, что ты опомнился уже в конце репетиции, ты уже играешь на балалайке, тебя уже снимает камера…То, что нас снимают на видео, мы увидели, уже сыграв спектакль. Он выстраивает картинку так, что там, где надо, «прикроет» тебя, где надо — возвысит, где надо — задвинет. Создается ощущение, что всё само собой, что ты всё сам, такой гениальный. Это дорогого стоит, потому что хороший режиссёр создает артисту условия, при которых артист думает, что это он все сам и кажется, что все легко.

Ваш персонаж дает «ключ» к разгадке того, что происходит с Людой, ко всей её жизни. Открывает ей глаза. Но Люде этот «божественный глас» оказывается не нужен. Почему?

У нас всегда есть выбор: остаться в тепле в позиции жертвы или сделать иначе, но там может быть больно и горько. Для меня этот спектакль про выбор, про умение видеть знаки судьбы.

Скандинавская мифология — это такая мифология злых богов, одна из самых кровожадных. Получается, что с современным обывателем добро не сработает, чтобы он вышел из рутины, нам нужен злой бог?

Это заложено в менталитете, устрашение. «Молись и кайся»… Видимо мы схожи со скандинавами суровостью условий. (смеётся). Нам нужно пожёстче, чтобы мы что-то начали делать.



Вместе с Юлией в спектакле занят её муж, номинант Премии «Золотая Маска», Денис Ганин, также перешедший в труппу «Красного театра» из Норильского Заполярного театра.

С чего началось ваше знакомство с Петром Шерешевским?

С Петром Юрьевичем мы познакомились в Норильске, он приезжал ставить «Дядю Ваню», и так начался наш «роман», в хорошем смысле этого слова. У спектакля были номинации на «Золотую Маску», и я сам получил номинацию «лучшая мужская роль» за роль Астрова.

Как проходили репетиции? Петр Юрьевич репетировал этюдным методом, вы что-то «приносили»?

После первой работы с Петей становится уже легче. Он даёт классный «коридор», в котором ты можешь делать свои роли любыми методами — этюдными, неэтюдными. Что касается «Тайм-аута», мы до последнего не понимали, как можно достаточно неформатную пьесу сделать интересной, и я ему сказал: «Представляешь, вот есть такой дед…» Мы попробовали. В 40 лет играть человека, которому за 70, очень сложно, когда у тебя из выразительных средств есть только очки, странные, страшные, с одним замутнённым глазом. Но вдруг оно как-то пошло, и в итоге мы все мои сцены сделали фактически с первого раза.

В «Тайм-ауте» вы играете нескольких персонажей, и это всё важные мужчины в жизни Люды. Сложно перестраиваться между нами или это просто маски?

Петя помог в этом отношении, он сказал, что это один человек — бог Один. Сложно, но мы придумали, что есть один персонаж, который предстает в разных обликах. А перестраиваться… это быстро нужно делать, буквально минута или даже секунда, но это азарт, это интересно. Это не очень сложно, потому что когда всё правильно выстроено, не бывает каких-то сбоев.



После спектакля вы выходите из театра больше опустошённым или заряженным?

Заряженным, конечно. Последняя композиция даёт много сил и энергии.

Расскажите байку про этот спектакль, если есть?

Для одного из своих героев, музыканта Геннадия я всё время придумываю разные места фестивалей, в которых он будет участвовать. Например, в Новосибирске есть разные местные названия, там, Колывань, Мочище… и названия фестивалей «Веселая корюшка», «Золотой домофон». Каждый раз придумываю новые названия, в Красноярске тоже придумаю два новых.

Скандинавская мифология — это такая мифология злых богов, она одна из самых кровожадных. Получается, что с современным обывателем добро не сработает, чтобы он вышел из рутины, только шоковая терапия?

Что такое добро? Иногда говорят, что добро должно быть с кулаками. Шоковая терапия — это не добро. В целом жизнь – это и есть добро и зло, что ты из этого выносишь, заложник ты судьбы или наоборот.

Автор Полина Зонова
Материал подготовлен для интернет-проекта Maskbook
Фото: Фрол Подлесный