Елена Половинкина: «У меня никогда не было завышенных амбиций в профессии»

В Красноярске, как я понимаю, простоев тоже не случалось?

Здесь не до простоев: ежемесячная норма — 12 спектаклей, у меня меньше 26-ти не бывает, а под Новый год их вообще под 40! С Романом Николаевичем по-другому никак: он человек увлекающийся, ему важно, чтобы все вокруг на его идеи откликались и отдавались по максимуму. Меня не раз спрашивали, почему я решила поменять стабильную обустроенную жизнь, родной город, театр, где прослужила почти три десятка лет, на полную неизвестность. Но я не сомневалась в том изначально и не разочаровалась до сих пор — актёру полезно делать шаг в неизведанное. Конечно, это всегда страшно и неуютно. Но когда есть ради чего менять свою жизнь, появляются силы и вера в то, что всё непременно получится. Я встретила трёх режиссёров, особенно сильно повлиявших на меня в профессии. У Олега Пермякова училась делать первые шаги по сцене. У Сергея Болдырева в 26 лет сыграла Анну Демби в «Кине IV» Григория Горина. Та роль мне дорога не только тем, что она стала моей первой большой работой, но и тем, что вначале Анна — юная девушка, а потом она зрелая женщина, и сыграть в одной роли возрастной переход очень непростая задача. Во второй ипостаси мне было сложнее её показать, я тогда ещё сама была слишком молода. Но именно та роль дала толчок к другим работам.

А третьим режиссёром стал Роман Феодори. Он поверил в меня, дав роль Кураж, хотя сама я тогда внутренне к ней еще не была готова – точнее, надеялась её сыграть, но когда-нибудь потом, когда созрею. А он настоял, и я ему очень за это благодарна. И до сих пор доверяет. Хотя порой за движением его мыслей поспеть нелегко. Например, в «Снежной королеве» я сначала должна была просто играть эту самую королеву. Потом он решил, что в одной из сцен я буду смотреть в зеркало, видеть в нём себя в молодости (в исполнении Елены Кайзер) и страстно желать вернуться в те годы. Следующая идея — что Кайзер, молодая королева, видит в зеркале себя зрелой (то есть меня) и не хочет стариться, она готова на всё, чтобы этого избежать. А закончилось всё Вороной. (Смеётся.) Но я нисколько не в обиде — очень люблю свою Клару, у нас с Вячеславом Ферапонтовым, Вороном Карлом, там отличный дуэт. 

Спектакль «Мамаша Кураж» был отмечен «Золотой Маской». Что именно режиссёр стремился показать в вашей героине, какие черты?

Роман Николаевич хотел, чтобы зрители видели в ней живого человека, а не карикатурную злодейку. Анна Фирлинг — не домашний монстр, она любящая мать, привлекательная женщина и удачливая торговка. В ней есть и стремление к наживе. Но всё это — проявления её натуры, в ней энергия хлещет через край, такая уж она уродилась. Совершенно не важно, как она стала маркитанткой — это просто её личный выбор. Кураж любит войну, война её кормит — это её способ существования. Но исторически она оказалась в таких жизненных условиях, что ей, с её характером, пришлось объявить войну самой войне. Для мирной жизни она не создана, совершенно невозможно представить, что такая женщина станет торговать колбасой и сметаной в обычной лавке. Ей необходим постоянный адреналин. В отличие от меня самой — предпочитаю спокойную размеренную жизнь.


А что заводит и подпитывает вас, что заряжает энергией?

Диван. (Смеётся.) Серьёзно! Совершенно не люблю путешествовать, ни разу не побывала ни в одной загранпоездке. Диван, кошка рядом, тишина, книжку почитать, изредка посмотреть кино — вот мой персональный рай. Уехать на дачу — и хорошо бы, чтобы никто там со мной не разговаривал. Нет, я не социопат, но если нужно отдохнуть – пусть рядом будет как можно меньше людей.

При такой любви к уединению выбор актёрской профессии кажется даже несколько неожиданным.

Отнюдь — среди артистов немало интровертов. А я, хоть и домашний человек, бытовой стороне жизни никогда не уделяла чрезмерного внимания. Огурцы не солю, варенье не варю — этим с удовольствием занималась моя мама, а мне не передалось. Хотя благодаря ей научилась делать вкусное домашнее вино — мама была виноделом, у неё всегда получались отличные фруктовые и ягодные наливки. Но меня в эту профессию не тянуло. И актрисой стала не сразу — хотя мама очень любила театр, постоянно водила меня на спектакли. На всю жизнь запомнила своё первое театральное впечатление, как злая королева в сказке «Белоснежка и семь гномов» съедает сердце лисы (а она думает, что это сердце Белоснежки) — и у неё вдруг вырастает пушистый лисий хвост. Я, первоклашка, тогда встала от неожиданности и простояла так до конца спектакля. (Смеётся.)

Но, повторю, в школьные годы не мечтала об актёрской профессии — как, впрочем, и ни о какой другой. Любила литературу, рисовала. Но совершенно не представляла, чему мне интересно было бы учиться дальше. Директор школы взял меня к себе секретаршей, отработала почти год. И в это самое время благодаря нашему учителю физики Владимиру Юрьевичу Дережкову впервые попала в популярный в Барнауле студенческий театр «Плот», он сам в нём играл. Меня, 16-летнюю девчонку, настолько заразила неформальная атмосфера молодёжного коллектива, что через год уже никаких сомнений не было — буду поступать в театральное училище. Правда, и здесь не обошлось без приключений. Поехала покорять Москву — и опоздала на вступительные экзамены. Ещё год ждать не захотела, чудом успела вернуться в Новосибирск, подала документы буквально в последний момент. И поступила. Или вот ещё эпизод: незадолго до окончания учёбы к нам в город на гастроли приехал театр из Литвы. А у меня латышские корни, я так мечтала поехать в Прибалтику! Решила показаться, меня готовы были взять туда после окончания училища. Но на выпуск приехал режиссёр из Барнаула и позвал в драматический театр меня и двух парней. А я в студенческие годы жила в такой нищете, одеться прилично было просто не на что, и я постеснялась ехать в Литву в столь неприглядном виде. Подумала: ладно, поеду домой к родителям, откормлюсь, подзаработаю денег и через год отправлюсь в Прибалтику. Ага, и застряла на Алтае почти на 27 лет.

Тем удивительнее, что спустя столько лет работы на одном месте решились начать всё практически с нуля. Пришлось ли в Красноярске столкнуться с какими-нибудь творческими сложностями?

Мой переезд совпал с переходом на роли другого плана. Если в Барнауле перед отъездом я ещё играла женщин средних лет, то здесь у меня, в основном, мамы. Да, они все разные — мама Пера Гюнта Озе совершенно не похожа на мам в спектаклях «Чучело», «Как я стал» или «Звездец». Но, тем не менее, такие репертуарные изменения всегда даются психологически непросто. Помню, как тяжело мне было в 36 лет браться за Гертруду — хотя, казалось бы, героиня абсолютно соответствовала моему возрасту. Но я до 30 лет играла в сказках всяких Алёнушек и Настенек, а тут впервые дали роль моей ровесницы. А впереди у меня теперь только бабушки. Но это нормально — не люблю, когда немолодые женщины изображают излишнюю моложавость. Я лично не хочу производить такое впечатление, всё должно быть адекватно своему возрасту. Хотя и говорят, что сцена убавляет годы, но всё-таки грань переходить не надо. К счастью, время от времени мне ещё достаются гротескные персонажи вроде миссис Манн в «Оливере Твисте» — этакая дрянь с чеканным шагом и стёртым лицом.

А что ещё вам не близко в театре, помимо актёрского несоответствия возрасту?

Излишний пафос, театральщина. Или когда роль меня разрушает, и я становлюсь другим человеком. Со мной такое случилось, когда играла в Барнауле Наталью Ивановну в чеховских «Трёх сестрах», она меня поначалу просто уничтожала изнутри. Согласитесь, каждому из нас приятно считать себя хорошим человеком, порядочным, ответственным по отношению к себе и окружающим, со здоровой психикой. И мне, естественно, этого хотелось. А моя героиня рушила моё благостное представление о самой себе. Наташа в нашем спектакле была такой тварью, что даже моя близкая подруга испытала настоящее потрясение, увидев меня на сцене, — она потом несколько дней не могла со мной разговаривать! Потому что, чтобы перевоплотиться в такой характер, мне пришлось вспомнить ситуацию, где я вела себя не самым достойным образом — и принять себя такой: да, я, как и Наташа, вовсе не идеальная. Во мне всё внутри сопротивлялось поиску такой краски. До тех пор, пока не поняла грань между моим сценическим образом и собой: всё, что я делаю на сцене, остаётся там — и только там. Это не идентично мне самой. Хотя я тоже порой совершаю какие-то проступки. Но я не равна Наташе, как и другим своим персонажам, это всего лишь мои роли.

Первой вашей работой в Красноярском ТЮЗе стала, опять же, роль мамы в документальной постановке «Подросток с правого берега». Насколько вам близок этот жанр?

Мне интересна сама техника вербатим — заниматься ею непросто, потому что приходится обращаться к незнакомым людям, задавать им вопросы, вызывать на откровенность, а потом ещё и перевоплощаться в них в спектакле, присваивать себе их монологи. Но для актёра это очень важный опыт, хорошая школа. Ничто так, как вербатим, не счищает с нас наши многолетние театральные штампы. Первый опыт документального театра получила в Барнауле в спектакле Романа Феодори «Деревня. Net»: мы на несколько дней выезжали в алтайскую деревню, разговаривали с местными жителями. Вместе с куратором проекта режиссёром Мариной Разбежкиной и драматургом Сашей Денисовой отправились туда за шукшинскими характерами. Это было настоящее погружение в деревенскую среду, мы также слушали лекции, занимались на тренингах. В «Подростке» мне, к сожалению, такого опыта не хватило — я подключилась к проекту уже на финальной стадии.

Не могу сказать, что у меня однозначное отношение к документальному театру — играть только в таких спектаклях не хотела бы, предпочитаю работать в разных жанрах. Но всё же вербатим мне нравится гораздо больше, чем многие пьесы современных драматургов. Особенно, когда они на злобу дня — терпеть не могу пьесы-однодневки, мне кажется, они моментально устаревают. А их, к сожалению, полно.

И всё-таки кто-нибудь из современных драматургов вам близок?

Немногие — например, Ярослава Пулинович. Она для меня вообще стоит особняком, у неё очень грамотный язык, с удовольствием играю в постановках по её произведениям. А ещё мы когда-то ходили в «Плот» вместе с Александром Строгановым. Он учился в мединституте, писал стихи — кто бы мог тогда подумать, что Саша станет поэтом и драматургом, а я актрисой? Он высококлассный психиатр, и пьесы у него с глубоким пониманием человеческих характеров — такое мышление, такие богатые образы! Я была занята в Барнауле в спектакле по его пьесе «Лисица в развалинах». А сейчас очень хочу сделать самостоятельную работу по его монопьесе «Гладильщица».

Ваш сын Кирилл Корнейчук третий сезон работает в «Мастерской Петра Фоменко». Зачастую артисты не в восторге, когда дети идут по их стопам — у актёра слишком зависимая профессия. Но вы, помнится, наоборот, это только приветствовали.

Точнее, не препятствовала. Я вообще считаю, что наши дети растут в сказочной театральной среде, они самые счастливые на свете. Это вовсе не значит, что они непременно захотят работать в театре. Моя дочь Аня выбрала другой путь — она художник. А Кирилл ещё с детства абсолютно свободно чувствовал себя на сцене. Правда, от первой предложенной роли отказался. Когда в четыре года его хотели занять в сказке, он поначалу согласился. И костюм ему очень понравился — бархатный камзол, кружева, манжеты, жабо. Но короткие штаны до колен отверг наотрез — видимо, счёл это для себя оскорблением. (Смеётся.) Хотя позже с удовольствием участвовал в массовках, мы вместе играли с ним на «Золотой Маске» в «Войцеке» у Владимира Золотаря.

А когда Кириллу исполнилось 13 лет, режиссёр Марат Свободный пригласил его в Алтайский ТЮЗ на главную роль в спектакле по пьесе Василия Шукшина «Праздники детства». Кирилл в одном из первых эпизодов выходил на авансцену и говорил: «Меня зовут Ваня Попов, моего папу посадили в 37-ом. С тех пор мальчишки в селе меня не любят и зовут вражонком». Выскакивали пацаны, избивали его и убегали. Он оставался один и продолжал: «Зовут меня вражонком, а я этого терпеть не могу». Потом бежал к деду, тот его успокаивал. Сюжет перекликался с нашей семейной историей, я без слез это смотреть не могла. Мой папа — из семьи репрессированных. Его отца посадили как «врага народа», маму и бабушку сослали в Сибирь, а самого его в детстве дразнили на селе вражонком. Так вот, мой папа вырос в одной деревне с Валерием Золотухиным, которым стал потом знаменитым актёром. Позже он много лет курировал Алтайский ТЮЗ, приезжал играть во многих его постановках. И, в том числе, играл того самого деда в одном спектакле с моим Кириллом.

Ничего себе, какие повороты судьбы!

Нарочно не придумаешь. Так что — как я могла не поддержать выбор сына? Он и в ТЮЗе у нас играл — выходил в эпизоде в «Метели» у Александра Огарёва. Поступил к Олегу Кудряшову, одному из лучших педагогов ГИТИСа. Его приглашали в несколько московских театров, но он предпочёл «Мастерскую Петра Фоменко», занят уже в нескольких спектаклях. Жаль только, что мне никак не удаётся на них попасть. Но, надеюсь, ещё непременно увижу.