27 января 2020
Василий Буйлов: «Снять фильм по умолчанию ты можешь только плохой»
Интервью с Василием Буйловым. Режиссером, который делает кино здесь.
— На вашем YouTube-канале после просмотра всех коротких метров всплывает значок с вопросом: «Понятен ли вам смысл фильма?» Вам важно, чтобы люди понимали про что вы снимаете?
— Конечно, полезно знать, что люди думают [о твоем фильме]. Кто-то его понимает, а кого-то — тошнит. На самом деле это очень сильно вдохновляет. Просто у режиссера есть такие аутичные периоды, когда он не задействован в процессе и, если там, где-то капает что-то на самолюбие — это хорошо. Кто-то поругает, кто-то похвалит. То, что ты сделал когда-то – небесполезно.
Сейчас в интернете на любой более или менее хорошо снятый фильм народ пишет много комментариев и часто очень восторженно: «Вау, какое кино!». Это, скорее всего, просто нормальный фильм, который качественно сделан, но для некоторых зрителей он становится настоящим откровением. Тут я понимаю, что у конкретно этих людей нет насмотренности, нет доступа, не в смысле физического, а доступа в голове к хорошему кино.
—— А нужно переводить любительские комментарии в статус «профессиональных». Я про то, что если нет насмотренности, нужно ли этот пробел как-то восполнять? Делать всех критиками, в школах вводить дисциплины.
— Учить смотреть и обсуждать кино в школах надо, на мой взгляд, потому что нужно уметь смотреть кино, это не всегда просто развлечение.
С другой стороны, а кто будет учить в школах? Где взять столько подготовленных киноведов? Все эти попытки поставить [образование] на поток ни к чему хорошему не приводят. Что-то попадает в голову, и там прорастает. Часто, чтобы ребенок чему-то научился, ему нужно дать конструктор и не трогать его. Вот один из таких [конструкторов] это — YouTube.
— Молодое поколение — для них Голливуд и западное производство будет примером?
— У нас, на самом деле, другого способа производства и не будет. Есть голливудская система кинопроизводства, есть еще европейская, которая немного отличается, но другого метода нет. Там снимают огромное количество картин. Это индустрия, и все школы, которые там есть, подстроены под эту индустрию. И все школы частные — человек хочет учиться, он платит и учится. И неудачников там тоже хватает. Но одно дело неудачник за свой счет, а другое — неудачник за счет государства.
– А что у нас сейчас не так в кинопроизводстве?
У нас не хватает дисциплины. В Америке, если надо перенести диван, то его переносит тот, кто должен это сделать. Если же диван перенес кто-то другой, то вечером просто, когда деньги считают, одному заплатят на сто долларов больше, а другому на сто долларов меньше.
Такого, что кто-то знает что-то лучше за других — там нет. Я имею ввиду, каждый профессионал занимается своим делом и не лезет с советами к другим. Это нам может не нравится, потому что у нас еще такая детская нация, и мы любим влезать туда, куда не надо. Нам сложнее собраться, мы любим опаздывать. Именно любим, потому что это для некоторых [опоздание] такой кайф. Я по-другому это объяснить не могу. Если человек опоздал на съёмку и ему не стыдно, то с ним что-то не так.
Но я считаю, что в кино все уже более-менее решено. И в плане производства Россия уже может снимать практически на уровне Голливуда. Тех профессий, что у нас не хватало, они все появились, потому что все поняли, что они нужны. Тем более, многие ездят работать там и перенимают опыт. Операторы работают и там, и здесь, они становятся более требовательными, с ними уже так не поспоришь. Модель начинает работать. Даже мы в Красноярске смогли свою модель сделать и снять фильм [имеется в виду последний фильм студии Sayanfilm «Глухонемые» — ред.прим. ].
— Вы говорили, что «Глухонемые» стали образовательной площадкой для более чем десятка людей.
— Любое кино — это всегда образовательная площадка. В кино теория и практика, наверное, еще более различны, чем в медицине. Учебная и боевая обстановка. Ты приходишь с фантазиями «я так вот буду делать, и так, и вот это еще», а, погружаясь в процесс, понимаешь, что тут творчества совсем нет, тут бы своё донести и не растерять.
Снять фильм по умолчанию ты можешь только плохой. Хороший фильм ты снимешь только в том случае, если ты соблюдал все законы и правила кинопроизводства, у тебя хороший сценарий, хорошие актёры и, если с тобой была огромная удача. То есть это чудо, если фильм получился приличным.
— Конечно, полезно знать, что люди думают [о твоем фильме]. Кто-то его понимает, а кого-то — тошнит. На самом деле это очень сильно вдохновляет. Просто у режиссера есть такие аутичные периоды, когда он не задействован в процессе и, если там, где-то капает что-то на самолюбие — это хорошо. Кто-то поругает, кто-то похвалит. То, что ты сделал когда-то – небесполезно.
Сейчас в интернете на любой более или менее хорошо снятый фильм народ пишет много комментариев и часто очень восторженно: «Вау, какое кино!». Это, скорее всего, просто нормальный фильм, который качественно сделан, но для некоторых зрителей он становится настоящим откровением. Тут я понимаю, что у конкретно этих людей нет насмотренности, нет доступа, не в смысле физического, а доступа в голове к хорошему кино.
У нас культура смотрения кино не очень развита, хотя это вроде как популярный вид искусства. Люди не ходят в кинотеатры; очень низкая заполняемость кинотеатров, всего около 16 процентов.
Конечно, многие фильмы, кроме как на торрентах, нигде не найти. Я сейчас смотрю американские фильмы 80-х и 90-х и просто открываю для себя очень многое, что прошло мимо нашего проката, но заслуживает внимания. История кино очень сильно разрастается. Колоссальное количество фильмов, их столько много накопилось, что некоторые двадцать-тридцать лет спустя снова выходят в прокат. И поэтому, когда молодой зритель, не видевший серьёзного кино с большой буквы попадает в этот хаос контента, то спустя какое-то время поиска чего-то разумного в этом компоте, когда он находит частицу здравого смысла для себя, он зачастую даже не знает, как на неё реагировать. Сам факт анализа увиденного для кого-то может стать откровением. Фильм выходит за рамки «нра — не нра», «круто или туфта», он может заставить думать, реагировать, спорить. Я провоцирую этим вопросом, зритель воспринимает это как игру, микровызов и пишет комментарии.
—— А нужно переводить любительские комментарии в статус «профессиональных». Я про то, что если нет насмотренности, нужно ли этот пробел как-то восполнять? Делать всех критиками, в школах вводить дисциплины.
— Учить смотреть и обсуждать кино в школах надо, на мой взгляд, потому что нужно уметь смотреть кино, это не всегда просто развлечение.
С другой стороны, а кто будет учить в школах? Где взять столько подготовленных киноведов? Все эти попытки поставить [образование] на поток ни к чему хорошему не приводят. Что-то попадает в голову, и там прорастает. Часто, чтобы ребенок чему-то научился, ему нужно дать конструктор и не трогать его. Вот один из таких [конструкторов] это — YouTube.
— Молодое поколение — для них Голливуд и западное производство будет примером?
— У нас, на самом деле, другого способа производства и не будет. Есть голливудская система кинопроизводства, есть еще европейская, которая немного отличается, но другого метода нет. Там снимают огромное количество картин. Это индустрия, и все школы, которые там есть, подстроены под эту индустрию. И все школы частные — человек хочет учиться, он платит и учится. И неудачников там тоже хватает. Но одно дело неудачник за свой счет, а другое — неудачник за счет государства.
– А что у нас сейчас не так в кинопроизводстве?
У нас не хватает дисциплины. В Америке, если надо перенести диван, то его переносит тот, кто должен это сделать. Если же диван перенес кто-то другой, то вечером просто, когда деньги считают, одному заплатят на сто долларов больше, а другому на сто долларов меньше.
Такого, что кто-то знает что-то лучше за других — там нет. Я имею ввиду, каждый профессионал занимается своим делом и не лезет с советами к другим. Это нам может не нравится, потому что у нас еще такая детская нация, и мы любим влезать туда, куда не надо. Нам сложнее собраться, мы любим опаздывать. Именно любим, потому что это для некоторых [опоздание] такой кайф. Я по-другому это объяснить не могу. Если человек опоздал на съёмку и ему не стыдно, то с ним что-то не так.
Но я считаю, что в кино все уже более-менее решено. И в плане производства Россия уже может снимать практически на уровне Голливуда. Тех профессий, что у нас не хватало, они все появились, потому что все поняли, что они нужны. Тем более, многие ездят работать там и перенимают опыт. Операторы работают и там, и здесь, они становятся более требовательными, с ними уже так не поспоришь. Модель начинает работать. Даже мы в Красноярске смогли свою модель сделать и снять фильм [имеется в виду последний фильм студии Sayanfilm «Глухонемые» — ред.прим. ].
— Вы говорили, что «Глухонемые» стали образовательной площадкой для более чем десятка людей.
— Любое кино — это всегда образовательная площадка. В кино теория и практика, наверное, еще более различны, чем в медицине. Учебная и боевая обстановка. Ты приходишь с фантазиями «я так вот буду делать, и так, и вот это еще», а, погружаясь в процесс, понимаешь, что тут творчества совсем нет, тут бы своё донести и не растерять.
Снять фильм по умолчанию ты можешь только плохой. Хороший фильм ты снимешь только в том случае, если ты соблюдал все законы и правила кинопроизводства, у тебя хороший сценарий, хорошие актёры и, если с тобой была огромная удача. То есть это чудо, если фильм получился приличным.
В данном случае мы сделали полноценный и смотрибельный продукт. Я не отношусь к этому как «О боже, мы сняли кино!». Мы тестируем на местности возможность кинопроизводства здесь. Это как пробный экземпляр автомобиля.
— Налаживать кинопроизводство сложнее, чем просто прийти с готовой историей в индустрию, где наточены все инструменты?
— Конечно, это почти невозможно. Во всяком случае, очень трудно. Но есть очень важный окрыляющий меня лично аспект. В Красноярске крутые театры. Очень живые интересные актёры. С ними хочется работать. Они как необработанный камень. Очень сильная порода людей в Красноярске, и я сейчас не только про актёров говорю, в целом про всех людей. Я хоть и вырос здесь, больше десяти лет прожил в Москве и очень сильно изменился там. Мне кажется, если бы не Москва, я бы не видел этого в людях, потому что я был бы одного со всеми свойства.
На меня могут обидеться за эти слова, но я понимаю, о чём говорю. Люди словно руда здесь не переработанная, грубая, тяжёлая, много примесей, но есть какая-то удивительная непредсказуемая в этих людях сила, энергия. Что-то там сверкающее есть внутри. Это редкоземельный, образно говоря, материал в культурном плане. Мне очень интересно, что из этого может получиться.
— То есть вам нравится снимать здесь кино?
— Если коротко, то да. Но если в целом, не могу сказать, что снимать кино — удовольствие. Нет, конечно, удовольствие есть, иначе никто бы этим не занимался, но это не такой уж и прямо кайф. Для меня, как продюсера это достаточно суровая работа с очень большим количеством неизвестных. Ты смутно видишь только к концу монтажа к чему ты пришел, как режиссёр, потому что обычно в середине фильма — хаос — и на съёмках ничего не понятно. Но это везде так, не только в Красноярске. Здесь просто мало людей, это главная трудность.
Чем меньше людей на площадке, тем хуже, потому что ответственность за работу, которая всё равно должна быть сделана, распределяется между оставшимися. На съемочной площадке должно быть много людей, у каждого должна быть своя задача и, если человек со своей задачей хорошо справляется, он не вешает свою безалаберность на других. Чем больше людей, тем больше времени у тех, кто думает о творчестве, тем более защищенными себя чувствуют режиссёр и актеры. А актёры — это самый главный элемент, который нужно защищать. На них дунул — и все. Есть очень тонкая связь между режиссёром и актёрами. [Если] никакой угловатый предмет этой связи не мешает — тем лучше для сценария, для истории, которую мы рассказываем.
Сейчас главное — превратить всё это в бизнес. В моем случае, когда есть отработанная система, и я понимаю, о чем говорить и как говорить, важно теперь, чтобы появилась индустрия. Чтобы здесь была киношкола, производство, крупный кинофестиваль, кинорынок. Это все неотделимо одно от другого — кадры нужно выращивать.
— Москвитин на Байкальском фестивале [в октябре 2019 года фильм победил в номинации «Лучший игровой фильм», на V Байкальском фестивале регионального кино — ред. прим.] назвал «Глухонемые» криминальной сказкой, в описание говорилось, что это — черная комедия. Как смотреть это кино? Веря в волшебство или иронизируя над жизнью?
— На самом деле Москвитин помог сформулировать идею фильма. Потому что я до конца не понимал. Мы снимали чёрную комедию, когда сняли и смонтировали, [увидели] социальный подтекст внутри, он там был, казалось, что он довольно простой, как идея о неравенстве. Но на майской закрытой премьере все смеялись, хотя фильм был ещё не совсем готов. В Иркутске на фестивале тоже все смеялись и это большое облегчение, потому что нам уже всё это было не смешно, для нас, кто работал над фильмом, социальный подтекст стал более значительным в процессе работы. Всё время казалось, что можно было бы и посмешней сделать и покороче. Но так всегда, своё [кино] смотреть адекватно невозможно. Он [Москвитин] назвал её пролетарской сказкой, потому что то, что там происходит в принципе невозможно. Нельзя много говорить, а то спойлеры пойдут.
— У вас был документальный проект о простых американцах. Вы будете продолжать снимать документальное кино? Скажем, о простых сибиряках.
—Сейчас я монтирую фильм документальный, который мы снимали в Красноярске. Очень странный опыт, но мне кажется, что-то в этом фильме есть такое, что затронет многих людей в городе [имеется в виду фильм «Активация», выход которого запланирован на конец февраля 2020 года. Интервью с Василием Буйловым было записано в декабре 2019 года — ред. прим.]. Мне хотелось понять, и до сих пор я для себя не понял, есть ли у Красноярска какое-то серьёзное самостоятельное будущее или он так и не сформируется, как нечто отдельное, не выйдет из статуса сырьевой колонии. Тут в меня могут опять помидоры полететь, но уже сколько лет всё это тянется? Я уехал из Красноярска в 2005 году. В 2017 это были всё те же ПАЗики с грубыми, вечно недовольными кондукторами и зверскими гонщиками водителями, которым вообще плевать, что там за существа в салоне. Тему экологии даже можно не затрагивать, это просто за гранью. Все всё прекрасно понимают, о чём я говорю. Мы уже в который раз откладываем запуск метро. Бездумная точечная застройка будущих трущоб и так далее.
Нет-нет, фильм не об этом, конечно. Фильм «Активация» - это хроника создания светомузыкального шоу на «Стрелке», реконструкции парка «Покровский» и других объектов Красноярска.
Архитекторы делятся своими впечатлениями о работе, которую им пришлось сделать в такие короткие сроки, о том, почему они сами не уехали из города, из страны, хотя им хотелось, они думали об этом.
В фильме нет героев, которые уехали из города, потому что их мотивы очевидны для всех. Ответов однозначных никто там не даёт, но есть очень интересные мысли, что же это такое – Красноярск. Прямо очень неожиданные мысли. На мой взгляд, этим фильмом мы запустим дискуссию на всех уровнях социума. Именно дискуссию, конструктивный диалог нужен, а не бесконечные взаимные обвинения, высокомерные заявления власти и трусливые всплески ненависти в комментариях.
У нас же на самом деле не все так плохо, нам бы в порядок привести города. Это как на кухне посуду помыть, если сравнивать с историческим масштабом, а мы из этого делаем [очень большую проблему]. Надо глубже посмотреть: почему одни люди живут, а другие уезжают? И этим должны заниматься художники, потому что они не представляют интересы государства, они представляют интересы страны.
— Тяжелая ноша.
Сейчас мне кажется кино, которое будет достаточно честным, не будет заискивать — это кино будет востребовано. Мы поэтому смотрим «Форест Гамп», потому что это реальная история Америки, может рассказанная в таком насмехательском ключе. Но он сделан талантливо и круто, искренне, и ты будешь смотреть его сколько угодно раз. Если бы нашу историю так рассказали у нас бы фильм запретили.
Нужны художники, которые понимают, что не надо оглядываться, что там скажут, как посмотрят, что напишут. Если делать талантливо и честно — все увидят то, что надо. Если бы Тарковский не был бы талантливым, его бы и за «Иваново детство» могли ну так [поругать]… Или за «Андрея Рублева». Хотели запретить, но не знали, как. Потому что это сделано здорово, весь мир говорил и говорит, что это круто. Поэтому надо делать талантливо и стремиться к этому. Это очень сложно. И здорово, если у фильма будет [оценка] семерка на кинопоиске. Надо делать, делать, делать и снимать, снимать, снимать. Жизнь разберётся потом.
Фото: Александр Паниотов/ Культура24