30 сентября 2020

Варвара Бабаянц: «Уже двадцать лет в театре, и ни разу не дали сыграть Бабу Ягу!»

На открытии нынешнего творческого сезона в Норильском Заполярном театре драмы имени Вл. Маяковского была представлена первая персональная выставка Варвары Бабаянц. Событие тем примечательнее, что до этого года ведущая актриса театра вообще считала, что не умеет рисовать. А теперь просто не представляет себя без занятий живописью.

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

1 /

Как возникла идея выставки?

Идея родилась не у меня. Помню, что за несколько дней до окончания отпуска проснулась рано утром от того, что опять стала видеть картинки. И за полдня нарисовала карандашом 20 работ, обвела их маркером, а раскрашивание отложила до возвращения домой. И вдруг в Норильске директор театра Ирина Григорьевна Куцая предложила мне провести выставку в фойе и представить на ней 20 картин, потому что в театре ровно столько рамок для них. Представляешь? Я подумала, что это знак, всё неслучайно. Подготовила для экспозиции те новые работы, их ещё никто к тому времени не видел, в декорационном цеху девочки оформили их в рамы. Придумала также фотозону, чтобы люди могли сфотографироваться на память: поместила там свой первый портрет Фриды, диванчик, а также установила телевизор, где транслировался видеоролик со всеми моими рисунками, их к тому времени было 120. После закрытия выставки многие картины раскупили. А сейчас мы с нашим фотографом Александром Харитоновым готовим к печати в норильском агентстве «Кактус» книжку-раскраску с моими изображениями людей, приобрести её можно будет в конце ноября через мою страницу в Инстаграм.

Весной я параллельно увлеклась фотографией. Ирина Григорьевна также предложила мне сделать в театре фотовыставку, но это уже проект на будущее, сейчас у меня пока другие насущные планы. Вообще предпочитаю всё делать по вдохновению, тогда, когда для этого приходит время. Мне нравится снимать сюжеты с какой-то историей, чтобы, скажем, не просто портрет человека, а возникало понимание, почему он снят именно в таком виде и в таком пространстве. Попробовала фотографировать своих близких — актёров Красноярского ТЮЗа Олега Гусева и Славу Ферапонтова. И, признаюсь, фотографировать мужчин мне пока гораздо интереснее, чем женщин — они брутальные, мне нравятся их эмоции.

Ты уже двадцать лет служишь одному-единственному театру. Чем тебя, человека, родившегося в солнечном Туркменистане, так покорил Север?

Ты знаешь, после выпуска меня также приглашали в Самару. Но в Норильске нам сразу сняли жилье, загрузили работой, да и зарплата на Севере была выше — для молодой семьи это был важный аргумент. Самарский театр отнёсся с пониманием: нам предложили поработать в Норильске два-три года, набраться опыта и потом переехать в Поволжье. И, честно признаюсь, первые годы я об этом подумывала. Но Тимур (режиссёр Тимур Файрузов, первый муж актрисы. — Е.К.) тогда мечтал поступить на режиссуру и уговаривал меня задержаться в Норильске. И я так рада, что здесь осталась! С годами поняла, как это для меня важно — работать из года в год в одном месте. Может, прозвучит несколько пафосно, но я не стесняюсь говорить, что служила, служу и буду служить своей маленькой родине — Норильскому Заполярному театру. Как бы трудно порой не было, какие кризисы не обрушивались бы – это мой дом и моя семья. В каждой семье свои испытания, но я верю, что в итоге всё благополучно разрешится — так и происходит. Люблю своего зрителя. На сказках с моим участием уже выросло два-три поколения норильских детей, все в городе меня знают — мне это очень приятно.

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

1 /

С вашего выпуска в заполярную труппу в 2000 году взяли многих. Для тебя это приглашение было ожидаемым?

Что ты, я сдавала госэкзамены на последних месяцах беременности и даже не предполагала, что меня куда-то позовут: беременная, замужняя, да ещё с неславянской внешностью — кому я на фиг нужна? Хотя в студенчестве играла большие роли. Но незадолго до выпуска мой педагог Валерий Аркадьевич Дьяконов снял меня со всех спектаклей — он очень меня любил и опасался, что игра на сцене в этот период может повредить ребёнку. Но я всегда была очень упёртая девушка. (Улыбается.) Продолжала ходить на все показы, особенно на «Дом Бернарды Альбы», где играла Мартирио горбатую. Смотрела, как другие актрисы исполняют мои роли, и потихоньку сама репетировала их в общежитии. А однажды попросила разрешения показать Мартирио – и отыграла весь спектакль от начала до конца. Дьяконов тогда сказал: «Ну, если Варвара Бабаянц чего-то захочет… Будешь играть вторую премьеру!» Мне, конечно, было приятно, но это значило, что, скорее всего, режиссёры, отбирающие выпускников, меня не увидят — они обычно ходят на первые показы. Но как тут не поверить в поддержку Вселенной? Руководство Заполярного театра из-за нелётной погоды смогло попасть только на второй спектакль. Когда они сказали, что им нужны такие драматические артистки, как я, ты не представляешь, что со мной было!

Но, наверное, первые роли из-за беременности получила там не сразу?

Наоборот: родила сразу после выпуска, в Норильск приехала с трёхмесячной дочерью и первый месяц разрывалась между необходимостью бегать её кормить и репетициями — меня сразу же ввели на роли одной актрисы, ушедшей из театра. Это был экстремальный опыт, учитывая, что в репертуаре в тот период было много танцевальных спектаклей, они были весьма энергозатратны. Благо, у меня хорошая пластическая подготовка, я танцевала ещё со школьных лет. А вскоре приехала мама Тимура, она нам сильно помогла. Я состоялась в Норильске и как мама, и как артистка. В нашей профессии это очень сложно совместить, тем более, когда плотно занята в репертуаре — на этой почве многие пары распадаются, особенно, если один из супругов работает не в театре. Но у меня здесь всё срослось.

Хотя первые годы нам не давали больших ролей, начинали с эпизодов, но мы были очень плотно заняты. Считаю, что для молодых артистов это полезный и правильный опыт — ты учишься существовать в ансамбле. Первые роли сыграла в «Сказке Арденнского леса» Юлия Кима: изображала там куст и ещё одну роль в массовке, которую мы сами называли сперматозоидом — из-за смешных шапок с помпонами. (Смеётся.) А первый цветок мне подарили после сказки «Серебряное копытце», где я играла кошку Мурёнку. Правда, пока мальчик нёс его к сцене, он нечаянно его сломал и вручил мне бутончик, но это было так трогательно!

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

1 /

Ты начинала ещё при тогдашнем главном режиссёре театра Александре Марковиче Зыкове. Чему научилась у него и как вообще с ним работалось?

Не скрою, что мне пришлось очень трудно, первое время я его просто боялась. К тому же, в труппе тогда было много опытных артистов, настоящих корифеев. Когда стояла с ними на сцене, и Зыков мне что-то объяснял, поначалу вообще не понимала, чего он добивается — не доверялась ему, а защищалась. И только осознание того, что если уж я оказалась в этом театре, то обязательно должна себя перебороть, помогло мне преодолеть тот страх. На репетициях спектакля «Забыть Герострата» почувствовала, что уже иначе на него реагирую, безбоязненно. Это оказался очень важный профессиональный опыт. А ещё я благодарна Александру Марковичу за то, что получила от него хорошую школу — не только актёрского мастерства, но и самого отношения к театру. Вплоть до того, в чём приходить на репетицию – в строгой одежде, с аккуратной прической, настраивающей тебя и партнёров на рабочий лад. Не только не опаздывать, но и приходить на репетицию не меньше, чем за 15 минут, чтобы успеть подготовиться. Уважению как к старшим, так и к младшим: мне одинаково неприятно, если режиссёры при мне оскорбительно высказываются в адрес старшего поколения, и в то же время — когда меня саму зачем-то возвеличивают перед молодыми артистами и ставят им не просто в пример, а в укор. Это неправильно, у каждого свой путь. В таких случаях не могу смолчать, не высказаться против несправедливости, хотя потом постоянно получаю за свой характер. Но я считаю, что без характера на сцене делать нечего.

Ты занята в большинстве спектаклей Тимура Файрузова. В чём для тебя особенности вашего творческого партнёрства?
   
В том, что мы были женаты больше двадцати лет, и играть в спектаклях мужа — особенная ответственность. Это гораздо труднее, чем в постановках любого другого режиссёра. Мы поженились ещё в студенчестве, оба учились на актёрском факультете, но, сколько его помню, Тимур всегда рвался в режиссуру. И когда спустя пять лет работы в театре захотел поступить в Щукинский театральный институт, я его поддержала. Сразу прошёл по конкурсу, причём на бюджет. Первую постановку, сказку «Лисичка-плутовка», выпустил у нас в театре ещё на первом курсе — она успешно шла много лет, я играла в ней до нынешнего сезона. Многие в труппе ему на первых порах как режиссёру не доверяли: мол, вышел из актёрской среды и вдруг будет нами командовать? Но у Тимура есть сильное качество — терпение. И постепенно ему удалось преодолеть стену неприятия, особенно после прихода новых артистов, не знавших его прежде.

Мне лично в нашем партнёрстве труднее всего побороть собственные сомнения: а справлюсь ли я? Всегда боюсь его подвести, до сих пор. Поначалу мы постоянно спорили, но он точно знал: если даже я, разозлившись, уйду, то всё равно — выдохну, успокоюсь и вернусь на репетицию, я очень дисциплинированная. Он подарил мне много прекрасных ролей: лирическую героиню Катю в спектакле «С любимыми не расставайтесь», давно не играла таких персонажей; Морин в «Королеве красоты» Макдонаха, где пришлось изображать брутальную пацанку, что мне совершенно неорганично, это был взрыв мозга; наконец, Хануму — вообще подарок судьбы! Дважды сыграла у него Смерть — в «Снегирях» по рассказам Астафьева и в «Русской народной почте» Олега Богаева, — получились абсолютно разные образы. Обожаю играть всяких потусторонних персонажей — мне кажется, в них у меня как у актрисы какой-то невероятный полёт, можно придумать всё, что угодно. При этом никогда не выпрашивала у него роли, за исключением единственной, когда вместо предложенной Принцессы в «Двенадцати месяцах» попросила дать сыграть противную Дочку. Вообще со временем, когда увидела, как сильно он растёт как режиссёр, стала доверять ему всё больше и больше. Мне невероятно импонирует, что у Тимура все спектакли осмысленные, у него нет случайных проходных постановок, он очень глубокий человек. Он старше меня и ещё в студенческие годы дал мне очень многое — направлял, какие фильмы смотреть, что читать, какую музыку слушать. Считаю, что мы встретились неслучайно — дали друг другу всё, что могли, вырастили замечательную дочь. И хотя сейчас каждый пошёл своей дорогой, мы остались близкими людьми — общаемся, дружим и с удовольствием работаем вместе.

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

1 /

Есть ли ещё что-то в профессии, что вызывало бы у тебя страх, помимо боязни подвести режиссёра?

Когда вижу своё имя в распределении на новую постановку, в первый момент всегда ощущаю панику, неизменно. Репетирую мучительно — в этот период мне всё время кажется, что ничего не получается. Тимур меня ругает: мол, ты больная — даже если тебе дать сыграть муху, пролетающую из кулисы в кулису, ты придумаешь ей биографию и накрутишь психологические мотивы, почему она здесь летит. (Смеётся.) Не выношу предпремьерные сдачи — мне некомфортно, когда в зале только сотрудники театра. И лишь на премьере, когда режиссёр уже не вмешивается, приходит свобода — я играю в разы лучше, чем на прогонах. Возможно, потому, что по-настоящему раскрываюсь лишь при любящем зрителе.

Ещё крайне непросто, но очень интересно репетировать роли, не соответствующие внутреннему темпераменту. Так, например, было с «Папой» Флориана Зеллера в постановке Анны Бабановой, где я сыграла женщину, делающую мучительный выбор между отцом и любимым мужчиной. Я привыкла играть ярко, а роль Анны приглушённая, она строится через боль и тихие интонации. Отец моей героини поражён неизлечимой болезнью Альцгеймера. На протяжении всего действия Анна как натянутая струна, ей непросто ради личного счастья расстаться с отцом и поместить его в больницу. Мне было очень трудно представить ситуацию, с которой я сама никогда в жизни не сталкивалась. Когда играла эту роль, представляла беспомощного отца любимым больным ребёнком.

В «Папе» мне тебя увидеть, к сожалению, не довелось, но очень хорошо помню твою работу в другом спектакле Анны Бабановой — «Бенефисе Несчастливцева» по пьесе Александра Островского «Лес». Твоя Улита была комичная и одновременно трогательная, хотя в пьесе она вовсе не вызывает таких эмоций.

Мне до сих пор жаль, что ушёл тот спектакль, не наигралась. Улита в моём представлении моральный урод, её никто не любит, но она всю жизнь мечтает о любви. Это была одна из самых любимых моих ролей, я её не просто играла, а кайфовала. Такой же кайф испытывала от ролей Шарлотты в «Вишнёвом саде», Смерти в «Русской народной почте», Элеоноры в «Замке в Швеции». Но это печальная данность актёрской профессии – спектакли проживают свою жизнь, подчас весьма короткую, несмотря на все наши сожаления. А если в силу каких-то причин ухожу с роли, никогда к ней больше не возвращаюсь. Роль — как ребёнок, она только моя, я не готова делить ответственность за неё ни с кем.

Сейчас ты увлеклась фотографией, в школьные годы профессионально занималась танцем. В выборе профессии сомнений не возникало?

Мне кажется, я родилась, чтобы стать актрисой. В четыре года увидела «Трёх мушкетеров» и влюбилась в Михаила Боярского. Заявила маме, что хочу за него замуж. Та ответила, что для этого надо самой стать актрисой. И всё, с тех пор ни о какой другой профессии я больше не думала. Собирала фотографии артистов, на день рождения мне постоянно дарили фото Боярского. Когда подросла и увидела снимки его семьи, поняла, что всё потеряно, это замужество мне не светит. (Смеётся.) Но желание стать актрисой не угасло. А если серьёзно, потребность что-то разыгрывать проявилась во мне ещё в дошкольном возрасте. Детская перевернутая ванна была для меня сценой – вставала на неё и показывала родителям концерты. Они хохотали до слёз, а меня их реакция ещё больше вдохновляла. Позже мы с другими детьми разыгрывали спектакли перед соседями в нашем душанбинском дворике: переписывали роли с аудиосказок на виниловых пластинках, выучивали их, придумывали себе костюмы, а потом приглашали людей из окрестных домов на наши показы.

Это безоблачное время продолжалось до пятого класса, пока в Душанбе не началась война. Мой дядя помог нам переехать в поселок Дубинино под Красноярск, и там я вкусила по полной за то, что нерусская. Хотя прежде никогда об этом не задумывалась: родилась в Туркмении, мой папа армянин, по маминой линии в роду были донские и уральские казаки, и наше тогдашнее окружение было многонациональным. Столкновение с бытовым национализмом учителей и сверстников в Сибири оказалось очень чувствительным. Справиться с этим помогло то, что меня взяли в престижный танцевальный коллектив «Сударушка», постоянно выступавший на различных фестивалях. Мы танцевали народные танцы — русские, испанские, мексиканские. Правда, пришлось надеть кокошник, я в нём выглядела комично. Но я всегда любила танцы и не просто танцевала, а максимально выкладывалась, кайфовала от сцены. И на актёрский факультет в Красноярске потом поступила без затруднений. Хотя вообще ничего не знала ни о театре, ни о Станиславском и других великих личностях — просто, как Фрося Бурлакова, хотела стать артисткой.

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

Фото из личного архива Варвары Бабаянц 

 

1 /

Варя, мне, конечно, странно об этом спрашивать в XXI веке, но приходилось ли тебе сталкиваться с националистическими предубеждениями в профессиональной среде?

Не буду называть имён, пусть это останется на совести тех людей. Но ещё в студенчестве услышала: ты нерусская, что ты вообще будешь играть? Я с этим очень долго жила и боролась, и в институте, и в театре — доказывала, что могу быть разной на сцене, не такой, как кто-то меня представляет, исходя из моей внешности. И всё это происходило тогда, когда во многих столичных театрах кого только не было, в знаменитой «Мастерской Петра Фоменко» ещё с самого её появления играли артисты разных национальностей! Мне кажется, в наше время говорить об этнической принадлежности артиста как о недостатке просто неприлично, такие предубеждения — признак небольшого ума и отсутствия воспитания. Но мне пришлось с этим побороться. Решила, что буду доказывать свою состоятельность не внешностью, а профессионализмом, внутренним наполнением. Большую роль в моей жизни сыграл питерский режиссёр Борис Гуревич — он буквально вправил мне мозги, когда пригласил в свой спектакль «Шум за сценой», а я спросила: точно ли ему там нужна актриса со специфической внешностью? Борис Робертович ответил: «У вас не специфическая, а экзотическая внешность». И я себя вдруг увидела совершенно по-другому. А с возрастом поняла, что у меня яркая индивидуальность на сцене, необычная фактура – и это мой плюс, а не минус, моё преимущество. Но путь к себе был трудным и болезненным. Успокоилась лишь тогда, когда приняла, что у меня сильные армянские корни, и полюбила их в себе.

У тебя в репертуаре кого только нет — сказочные существа, лирические героини, старухи, инфернальные создания. Но вряд ли ошибусь, что тебе ближе прочих яркие острохарактерные персонажи, верно?

Ты права – больше всего я люблю играть трагифарс. Конечно, острохарактерные роли гораздо интереснее: в них есть где поковыряться, что-то придумать – в этом и заключается профессия, по старой школе. Люблю меняться, удивлять зрителя, чтобы он меня не узнавал. Но при всей склонности к острохарактерности точно знаю, что во мне скрыта мощная драматическая артистка. Очень жду роли, где у меня появится возможность показать весь свой драматический диапазон, потребность в этом есть. Но тут нужен сильный режиссёр, которому я могла бы полностью довериться и с его помощью раскрыть в себе такие черты.

А ещё, когда меня спрашивают, что я мечтаю сыграть, отвечаю: Чебурашку и Пьеро. Серьёзно! Вот только боюсь, что если эти сказки возьмут в репертуар, вместо Чебурашки мне доверят Шапокляк, а вместо Пьеро — Лису Алису. А мне хочется чего-то нестереотипного, того, в чём меня трудно представить. Пьеро мне вообще очень близок. Я по жизни грустный клоун, но об этом знают только самые близкие люди. И, знаешь, чему особенно удивляюсь: двадцать лет в театре, и ни разу не дали роль Бабы Яги! Надеюсь, всё ещё впереди. (Смеётся.)

Читайте также