Александр Могилёв: «Для меня язык тела гораздо богаче»

Вы выбираете название номера между «Колыбельная» или «Девичья» — но это разные женские состояния…

Я бы не сказал. Колыбельная для меня это необязательно укачивание ребенка. Это мантра, которой мы себя успокаиваем или нас успокаивают. Это ощущение, когда мы себя постоянно успокаиваем, я подкладываю для себя, хотя музыка так и называется «Колыбельная», но это успокаивание и ощущение безопасности. Вот этот рассказ — он о безопасности этих девочек, когда они собираются вместе и готовы поделиться своими переживаниями. Это такая всеобщая женская колыбельная. Вот это ощущение дало мне вдохновение на этом танце. Это не та колыбельная матери и ребёнка, а скорее это вообще такая колыбель.



Которая нам всем сейчас так необходима.

Да, и это необходимо в этой суете и с этими жизненными всемирными, не говорю проблемами, но оказиями. Все они [танцоры Ансамбля] очень молодые, и у них эмоции кипят и возможно на эти темы им ещё не удавалось поговорить через танец, потому что народный танец — он зачастую про веселье, про удаль, не говорю, что весь народный танец, но в основном. А современный танец такого рода позволяет разговаривать современному человеку современным языком. Хоть мы и обращаемся к корням, но это такие универсальные и вневременные вопросы и ответы.

Как вы начали работу с девочками? Вы говорили с ними?

Мы говорили с ними и в самом начале, и в середине, когда уже перешагнули за вторую половину постановки. И каждое движение им объяснял, потому что для меня танец — это прежде всего язык тела. Не может быть просто так какого-то движения для красоты. Мы можем разобрать этот танец по каждому движению, и у меня всегда будет ответ — почему именно так. Девочкам не обязательно знать, что каждое движение означает, они знают общую идею, понимают, что несут. И мне бы хотелось, чтобы они, зная эту идею, что-то подкладывали своё, потому что у них этих переживаний и эмоций больше. Для меня, опять же, ценен танец или спектакль тем, что он в будущем созревает, вот это ощущение что ты всегда можешь раскрывать, он должен созревать и вызревать по времени. Глубина должна быть бесконечной. И если я могу им рассказать всё и сразу то, наверное, и для меня это скучно, и для них. Да и для зрителей.

В этом плане номеру очень повезло, он будет жить в репертуаре и расти — как для участников, так и для зрителей. Насколько важно обладать бэкграундом, чтобы понимать не только идеи, но и физику тела в танцах?

Мы так или иначе разговариваем телом всегда. Со мной много кто не согласится, но, по-моему, ещё до слова было движение. И движение — это то, что мы всегда воспринимаем. Мы ещё не умеем разговаривать, но уже какую-то информацию транслируем. Ребенок, который не умеет разговаривать, пытается жестами, телодвижениями объяснить, чего он хочет, и любая мама своего ребенка понимает без слов. Или, когда мы долго общаемся с человеком, мы всегда можем узнать его по походке, по фигуре, по тому как он открывает дверь и двигается в пространстве. И те эмоции, которые человек испытывает или те мысли, которые он думает, когда видит человека двигающегося, они минуют этот фильтр в виде глаз. Потому что нам всегда нужно всё понимать. А иногда чувствовать. Танец — это тот вид искусства, когда мы чувствуем. Не только танец, а творчество визуальное. Иногда мы не понимаем про что номер, но мы ощущаем. Ты смотришь, не понимаешь сюжета, но тебе подкатывает. Я считаю, что даже и не нужно разбираться что эта этому изменила, этот пришел — того убил. Такое тоже может быть, но, если ты не понимаешь, но видишь идею или чувствуешь, значит автор достиг своей цели. И для меня язык тела гораздо богаче, чем язык вербальный. Потому что я человек, который всю жизнь занимается движением, а не словами, и для меня он как будто бы глубже.



У вас были определённые ожидания от коллектива?

Я стараюсь всегда лишить себя каких либо ожиданий, мне кажется это самый правильный подход. Я примерно имею представление о том, какие по мышцам народники, потому что для меня мышцы тело, суставы, ощущения, качество движения — то, с чем мы будем потом общаться.

Точнее я хотела спросить про авторитет имени.

Это естественно. Оно в какой-то мере давит, в том плане что ты внутренне понимаешь, что это большая ответственность. Ты едешь в огромный коллектив, с огромной историей. И для тебя это ответственность. Но в тоже время я понимаю, что раз меня позвали значит мне доверяют, я имею право говорить здесь своим языком. [Ощущение] очень прозрачное и когда мы думаем про имя или про какие-то авторитеты ты тут же понимаешь, что по большому счету все люди. Я считаю, что нельзя делить номера на важные и не важные, коллективы на большие и не большие. И это правильно. С ответственностью подходишь как к маленькому коллективу детей, в котором ставишь, так и к ансамблю Годенко. Не бывает больших и маленьких проблем. Как и не бывает больших и маленьких радостей.

Фото: Александр Паниотов/ культура24