Елена Лихацкая: «Я человек земной — воспеваю жизнь такой, какая она есть»

В общем, у меня получилась разножанровая выставка — натюрморты, пейзажи, мистические портреты нимф. Работала целыми днями, с утра до ночи — бегала с этюдником от поля к полю, от шато к шато, впитывала эту невероятную красоту. Но, наверное, если бы я столь эмоционально не вложилась, не потратила бы столько сил, чтобы передать свой восторг от этого замечательного места, не было бы и сильного результата. Открытие выставки вызвало у французов очень большой резонанс — сразу посыпались заказы, работы стали продаваться. Знаешь, меня удивило то, что такой невероятный по своей красоте регион не позиционируется местными художниками — возможно, потому, что многие мои коллеги сейчас больше увлечены концептуализмом. И вот приезжает русская художница и предлагает искусство, понятное широким кругам. При этом не салонное — просто, наверное, демократичное, воспринимаемое на уровне чувств и эмоций. Я человек земной — воспеваю жизнь такой, какая она есть, и вижу в ней красоту.

Лена, а что даёт художнику участие в арт-резиденциях?

Очень многое. Полное погружение в атмосферу, когда ты на несколько недель окунаешься в творчество в новом прекрасном месте — и работаешь, работаешь, работаешь с упоением. Хотя, смотря с какой целью кто приезжает: кто-то — просто познакомиться с территорией, проникнуться ею, а у меня установка на проведение выставок-продаж и стремление сделать какой-то новый шаг в своём творчестве. Каждый художник получает то, что ожидает. Если, скажем, захочу продвинуть какой-то тематический проект, поищу арт-резиденцию, где можно будет поработать с куратором.

Плюс — это всегда знакомство с людьми из разных стран: ты познаешь традиции других культур, рефлексируешь, обмениваешься опытом, приобретаешь новых друзей. Все шоры срываются, мировоззрение меняется напрочь. Для развития нет ничего лучше путешествий. И, конечно, знакомства очень сильно помогают продвижению — кто-то увидел мои работы на выставке или в каталоге, в социальных сетях, порекомендовал другим.

Кстати, насколько это дорогое удовольствие — участие в таких проектах?

Я не встречала предложений о бесплатных арт-резиденциях. Они всегда стоят денег, потому что приходится самостоятельно оплачивать не только проезд, но и жильё. Цена за комнату варьируется примерно от 700 до 2 тысяч долларов. Но я лично все творческие поездки окупаю полностью, потому что работы, созданные в этот период, неплохо раскупаются.

Как сейчас обстоит дело со спросом на произведения искусства?

Не меняется главное — быстро продвинуться можно только на разного рода хайпе, но мне это совершенно не близко. Пандемия, к сожалению, сыграла свою роль: замечаю, что в последнее время продажи снижаются, люди экономят деньги. В Россию сейчас стало трудно что-либо отправлять из-за отсутствия прямого авиасообщения, но, к счастью, у меня ещё немало работ в красноярской коллекции, потихоньку продаются. В Америке и Европе нахожу клиентов также через выставки, кто-то присылает заказы на мой сайт и в социальные сети. Хочется надеяться, что спрос всё же будет постепенно возвращаться.

Несмотря на отъезд из России ты регулярно бываешь на родине с новыми произведениями. Год назад в Красноярске у тебя прошла персональная выставка «До и после». Как возник этот проект?

Как и любой другой — из предлагаемых обстоятельств. До пандемии летом 2019 года я рисовала Грузию и Бургундию и собиралась продолжить работу над серией из этих путешествий. Но тут грянул локдаун, пришлось надолго запереться дома. Подумала тогда: а куда торопиться, зачем? Можно устроить творческую лабораторию, никуда не уезжая. И неожиданно для себя самой ушла в мир цветов, хотя прежде этой темой не болела, она мне представлялась несерьёзной. И вдруг меня накрыло — с головой погрузилась в натюрморты, не могла остановиться. Прежде за всю свою творческую жизнь я их от силы полсотни написала, а тут всего за год создала 60! Оказалось, что это большая поляна для развития — и технического, и стилистического, можно работать с разными предметами, находить неожиданные сочетания. Я не могла поехать к маме в Сибирь, не могла встречаться с друзьями. А социальная жизнь даёт нам очень многое — это обмен энергией. Цветы стали для меня в тот год первоисточником во всех смыслах — мне хотелось с ними взаимодействовать, как с людьми.

Так что, когда границы открылись, и у меня появилась возможность вновь побывать в Красноярске, захотелось показать этот этап — пейзажи из Грузии и цветы. Отсюда и название — до пандемии и после. Многие работы у меня сразу же купили, и это прекрасно — пусть служат людям, они для этого рождены.

Искусствоведы сошлись в определении стиля, в котором ты работаешь?

Многие называют его профессиональным примитивизмом, но, честно говоря, мне вообще всё равно до любых сторонних определений. Сама считаю своё направление современной фигуративной живописью. Я затрагиваю идеалистический детский мир, childish, восприятие глазами ребёнка — искреннее, ироничное, — всегда интуитивно двигалась именно в этом направлении. Базовое образование, от художественной школы до академии, получила в Красноярске, моя самостоятельная творческая жизнь началась в 2002 году после окончания института. Но уже в 2006 году уехала в США и как профессионал продолжаю формироваться здесь — много хожу на выставки, вашингтонские и бостонские галереи как раз представляют такой стиль.

Что самое главное ты почерпнула для себя в российской школе?

Мне посчастливилось попасть в академии в мастерскую графики к Герману Сафутдиновичу Паштову. В институте я изучала живопись, а он научил меня другим техникам — литографии и ксилографии. Когда в них погружаешься, открывается иное видение, другая композиция — мне, как оказалось, это ближе. И сам процесс сложнее — вообще нельзя ошибиться! Если что-то пошло не так — не закрасишь сверху, придётся всё переделывать заново. В литографии нужно знать химию, понимать, как смешивать разные компоненты — и всё это должно быть отработано до автоматизма. А самое главное — в процессе учёбы у него я поняла, что, хотя многие считают себя художниками после первой же выставки, это звание нужно заслужить. До сих пор считаю, что я всё ещё на пути к нему. В английском языке понятие artist (художник) очень высокое и содержательное. Художник несёт в своём искусстве культурную и информационную нагрузку, открывает мир другим людям в любых областях знания. Сначала художник придумывает воздухоплавательный аппарат, а потом инженер решает, как воплотить эту фантазию в жизнь — не наоборот! Потому что первое, что формируется в человеке — это воображение. Не случайно говорится, что, научив ребёнка рисовать, вы пробудите в нём креативность. Не важно, кем он потом станет — программистом, физиком или биологом, — в любом деле он будет мыслить по-другому, творчески подходить к решению всех задач.


А чему научил тебя Запад?

Наверное, прежде всего — безоценочности суждений по отношению к творениям других. Сейчас в мире вообще заметно возрастает интерес к занятию искусством, художников становится всё больше и больше. Причём, возможно, человек едва взял в руки кисточку, но уже ощущает свою самостоятельность в творчестве. Видимо, это внутренняя потребность в реализации — люди понимают, что получают от искусства вдохновение и радость. И что мне особенно нравится в американцах — у них не принято никого критиковать, в отличие от России, где критическое отношение ощущается весьма остро. Я поняла, что незачем думать за другого человека, хорошо или плохо у него получается — это его личный рост, мне нужно заниматься собой. Тем более что направить свою энергию есть на что: в России художников обучают профессии, но совершенно не учат продвижению, умению себя позиционировать, находить своего клиента. У нас практически отсутствует арт-менеджмент, особенно в регионах, и ждать, когда кто-то тобой заинтересуется и начнёт тебя продвигать, бессмысленно. Хотя художнику в России сегодня легче, чем на Западе, где всё стоит денег: в Америке обучение платное, от 40 тысяч долларов в год как минимум, за аренду галереи тоже почти всегда приходится платить. В России же есть большая база: можно получить бесплатное образование, выдвинуться на арт-рынок, стать покупаемым художником. Только на это нужно время, силы и терпение, а также знания. Стараюсь наверстывать самообразованием — много читаю, пытаюсь понять, что побуждает людей коллекционировать. Мои сегодняшние покупатели — преимущественно средний класс.

О планах сейчас спрашивать бессмысленно — слишком изменчива жизнь, всё меняется на ходу. А мечта у тебя есть?

Если бы у меня появилась хорошая материальная база, непременно открыла бы галерею в Нью-Йорке, чтобы позиционировать там искусство современных российских художников, которое трогает меня саму. Таких художников немало, в том числе, и в Сибири. Надеюсь, этой мечте ещё дано будет осуществиться.