06 сентября 2022
Александр Деветьяров: «Мне кажется, что театр для этого. Чтобы менять что-то в людях»
Нашедший собственный ключ к Шекспиру, Брехту, Чехову, Ибсену, режиссер Юрий Бутусов пробует расшифровать загадку человеческой природы с помощью современной драматургии. Насколько это получилось, мы поговорили с артистами Российского академического Молодёжного театра Татьяной Матюховой и Александром Деветьяровым. Сам спектакль можно увидеть в Красноярске 9 и 10 сентября в рамках фестиваля «Золотая Маска».
Бутусов первый раз ставит в РАМТе, и вообще это нестандартная, нетрадиционная эстетика для вашего театра. Татьяна, расскажите, как проходила работа, отбор актёров?
У нас в начале сезона Бородин произнёс фамилию «Бутусов» — у всех в зобу дыхание спёрло. А потом, месяца через два, кому-то из актёров стали звонить, назначать встречи. И всех приятно удивило, что Юрий Николаевич ходил на спектакли сам — на детские, на взрослые спектакли. Он отсматривал. И он встречался, чтобы понять, чтобы нащупать, что за человек – на одном ли поле…. Отбор у него был серьёзный, и длился несколько месяцев. Потом было распределение на «Бурю»…
А как вы вырулили к «Сыну»?
Потом был перерыв, Новый год, каникулы. И вдруг в середине января на репетиции нас ставят перед фактом — а попробуем теперь вот это… Там тоже был отбор, но Евгений Редько с Сашей Девятьяровым обозначились однозначно. А вот с женским составом Бутусовым тоже пробовал, искал. Этюдным образом мы сошлись в чём-то. С ним никогда не находишься в зоне комфорта. Причем он сразу говорит — ребят, вы там в какой-то зоне комфорта — давайте-ка я вас из неё выбью. Позади опыт, профессия, вроде бы себя знаешь. А он тебе ставит какие-то новые — не препятствия, какие-то новые вершины. Ощущение, что садишься с ним в ракету, вы полетели в космос — а он вдруг открывает и говорит — ну что, теперь давайте со мной в открытый космос! Это какое-то совершенно иное ощущение себя в профессии, безграничное.
Что самое сложное? То, что вам приходилось преодолевать, вызывало сопротивление? Может быть, что-то физически не давалось?
Ты кидаешься в эту работу и себе уже ставишь установку – ты можешь все, тебе ничего не сложно. У тебя всё начинает включаться — психофизика, все твои нервные окончания, и всё время на каком-то пределе существуешь. Это удивительно, сама себе поражаешься — оказывается, ты можешь такие штуки делать. Ты на двести процентов задействован, начиная от вибраций мозга интеллектуальных до мышечных сокращений — и ты так существуешь. Мы, конечно, сейчас так скучаем по такой работе. Нам повезло — поскольку мы ушли на изоляцию, мы долго репетировали. По зуму невозможно — такие вещи репетируются здесь и сейчас, все вместе. Ушли-то, думали, ненадолго, а потом наша первая встреча состоялась в середине августа. Пять месяцев почти. Зато с каким рвением все устремились в работу!
А у вас не возник вопрос, когда вдруг из «Бури» появился «Сын»?
Внутренний вопрос возник, но если режиссёр так решил — он знает, что делает. Это, правда, был неожиданный материал. Меня поразил текст, ситуация, на которую я могла бы свою жизнь наложить. Я себя успокоила, зная Юрия Николаевича, он для меня очень особенный режиссёр. Потому что ты знаешь — этому человеку просто довериться.
«Сын» — пьеса французского драматурга Флориана Зеллера, замыкающая его трилогию — «Мать», «Отец», «Сын». К этим пьесам сейчас активно обращаются режиссёры по всему миру, на театральной сцене и в кино. Достаточно вспомнить недавний фильм «Отец» с Энтони Хопкинсом. Но насколько контекст этой пьесы понятен для русского зрителя?
Нет, мне кажется, это абсолютно интернациональная история, понятная всем. Дети, родители, жены, мужья — это вечная тема человеческая, семейная драма. Мне важно было, чтобы мои дети посмотрели, услышать их реакцию. Дочке на тот момент было 12 лет, она маленькая, но всё равно. А сыну на тот момент было уже двадцать, и с ним мы проговорили до двух часов ночи. Самое важное, он немного отстранился и стал какие-то выводы делать. На него большое впечатление произвела сцена выстрела, вот эти несколько секунд. Он это в себе пережил и сохранил, это был для него важный опыт. И значит, здесь правильный посыл идёт.
Спектакль Юрия Бутусова был выдвинут на «Золотую Маску» в семи номинациях: были отмечены и постановщики, и исполнители. Лауреатом Премии за «Лучшую мужскую роль второго плана» стал Александр Деветьяров, сыгравший неожиданную для себя роль Отца.
Александр, в спектакле необычное распределение ролей сына и отца между вами и Евгением Редько. Евгений Николаевич вас старше и скорее его видишь в роли отца, а здесь всё наоборот?
С Евгением Николаевичем мы начинали наши актёрские отношения еще со спектакля «Лоренцаччо», где я играл художника Тибальдео, а Евгений Редько играл самого Лоренцаччо. А здесь, конечно, все по-другому. Сейчас я понимаю, что этот спектакль по-другому невозможен. Это Бутусов. Он всё это придумал заранее, а ты это после только понимаешь. Знаете, очень было интересно. Мы, наверное, недели полторы-две репетировали вдвоем в репзале, который потом покрасили в чёрный цвет. Собственно говоря, макет был сделан по той комнате. Когда я принес этюд с тазом, который в итоге вошёл в спектакль, Бутусов всё говорил, что надо как можно дольше продержаться с этим пространством. И он сказал, что мы делаем этот материал вот таким вот ходом, приемом. Что это не должна быть очередная бытовая пьеса. Не возникало вопросов «Что? Почему?». Когда актёр открыт, режиссёр открыт, вот это всё и создается.
Вы сам папа, у вас есть дочки. Важно ли было для роли иметь этот опыт отцовства?
Интересно, что когда с нами Бутусов общался, он у всех спрашивал про детей. Конечно, то, что у меня есть дети – это плюс для спектакля. Появляется ответственность. Я сегодня забирал ребенка из школы и такой сентиментальный момент схватил. Вот она надевает одежду, рюкзак, смотрит на меня, машет. Она ждала, что я её заберу из школы. И вот эта степень любви, она какая-то другая к детям. Конечно, это помогает. И не так важно, сын у меня или дочь. Когда идентифицируешь проблему, это же просто катастрофа — то, что у них так сложилось. Эта пьеса глубокая, несмотря на то, что многим она кажется простой. Я надеюсь, что в спектакле это отразилось. Кто-то говорит, что пьеса про отца, кто-то — что больше про сына, кто-то — что отец его не любит, кто-то — что очень любит. Это круто, когда спектакль вызывает такие эмоции, послевкусие, что ты выходишь не пустой. Это как хорошая книга, ты же не можешь её просто пролистать и забыть? Мне кажется, что театр для этого. Чтобы менять что-то в людях.
Автор: Анастасия Ильина
Материал подготовлен для интернет-проекта Maskbook