21 декабря 2022
Олег Липовецкий: «Настоящий кайф — это когда ты можешь преодолеть страх и границы в творчестве»
Для сибирского зрителя режиссёр Олег Липовецкий стал родным. Его работа с театром «Поиск» над «Мёртвыми душами» — пример общего успеха, о котором говорят критики и зрители, а один из знаковых актёров 90-х и современности Виктор Сухоруков через спектакль открыл не только театр, но и город Лесосибирск.
Постановка путешествует по всей стране в региональной программе «Золотой Маски». А на «Истории От Матвея» в театре Кузбасса не купить билетов.
О работе в регионах и драматургии наших дней говорим с режиссёром, актёром и драматургом.
Когда смотришь на географию ваших постановок, то обращаешь внимание на большое количество работ в регионах. Вам нравится искать самородков там?
Это точно не поиски самородков, потому что самородки ищут там, где с большой вероятностью они есть. С одной стороны — слишком огромная наша страна, много в ней городов и театров, чтобы так ездить и «мыть золото», с другой — почти в каждом театре есть самородок. Другое дело, что активные театры сами себя проявляют в театральном пространстве России, как и активные режиссёры, и в какой-то момент при помощи проводников — театральных арт-менеджеров, критиков, театроведов — находят друг друга. Как мы с театрами Сибири друг друга нашли. И, поэтому, это заслуга скорее театров, чем моя. Когда зовут — выбираешь. Точнее, сначала ты не выбираешь, а едешь куда зовут, потом, если складывается с профессией, уже выбираешь, куда поехать. Когда и театр и режиссёр не ошибаются — возникает творческий союз. Это большая радость.
Вы помните этот момент, когда стали выбирать?
Это не было так, что я поставил один спектакль и вдруг все понеслось. Это был длинный путь. Но, если говорить о сибирских театрах, то можно сказать, что был момент отрыва от земли и лихого творческого полёта. Это было с Лесосибирским театром «Поиск», где у нас случилась взаимная любовь (мы нашли друг друга с помощью театрального критика Павла Руднева). Он сосватал нас в лаборатории, и пусть мы не поставили тот спектакль, который репетировали, в силу того, что в «Поиске» просто не хватило актёров, но зато артисты вдохновили меня на безумство и мы сделали «Мёртвые души» на троих. В Лесосибирске я был в состоянии творческого потока, в котором слились и энергия театра и энергия нашей команды. И мы в нём летели, непонятно в какую сторону без всякой ответственности. Художник должен быть безответственен. Вернее, не так. Он должен отвечать только перед собой, не нарушать уголовный кодекс и ограничивать себя только самостоятельно. Творческие самоограничения могут принести невероятные плоды. Но, как только в творчестве возникают границы, выстроенные посторонним человеком или системой, творчество заканчивается... Вот в Лесосибирске я ничем себя не ограничивал, и это было прекрасно. Поэтому, наверное, случился свободный полет. Эта работа меня многому научила, и я благодарен «Поиску» за это. В Лесосибирске люди сложноустроенные, но простые. Прекрасные люди. Именно эта работа меня научила презирать ответственность в творчестве, научила безумию в выборе выразительных средств в театре и безумию веры в идею, какой бы несбыточной она ни казалась. Работе с актёрами тоже во многом. Потому что я до этого много чего и умел и не умел, и, надеюсь, и дальше буду учиться, но там я много для себя усвоил во время взаимодействия с этими людьми.
О работе в регионах и драматургии наших дней говорим с режиссёром, актёром и драматургом.
Когда смотришь на географию ваших постановок, то обращаешь внимание на большое количество работ в регионах. Вам нравится искать самородков там?
Это точно не поиски самородков, потому что самородки ищут там, где с большой вероятностью они есть. С одной стороны — слишком огромная наша страна, много в ней городов и театров, чтобы так ездить и «мыть золото», с другой — почти в каждом театре есть самородок. Другое дело, что активные театры сами себя проявляют в театральном пространстве России, как и активные режиссёры, и в какой-то момент при помощи проводников — театральных арт-менеджеров, критиков, театроведов — находят друг друга. Как мы с театрами Сибири друг друга нашли. И, поэтому, это заслуга скорее театров, чем моя. Когда зовут — выбираешь. Точнее, сначала ты не выбираешь, а едешь куда зовут, потом, если складывается с профессией, уже выбираешь, куда поехать. Когда и театр и режиссёр не ошибаются — возникает творческий союз. Это большая радость.
Вы помните этот момент, когда стали выбирать?
Это не было так, что я поставил один спектакль и вдруг все понеслось. Это был длинный путь. Но, если говорить о сибирских театрах, то можно сказать, что был момент отрыва от земли и лихого творческого полёта. Это было с Лесосибирским театром «Поиск», где у нас случилась взаимная любовь (мы нашли друг друга с помощью театрального критика Павла Руднева). Он сосватал нас в лаборатории, и пусть мы не поставили тот спектакль, который репетировали, в силу того, что в «Поиске» просто не хватило актёров, но зато артисты вдохновили меня на безумство и мы сделали «Мёртвые души» на троих. В Лесосибирске я был в состоянии творческого потока, в котором слились и энергия театра и энергия нашей команды. И мы в нём летели, непонятно в какую сторону без всякой ответственности. Художник должен быть безответственен. Вернее, не так. Он должен отвечать только перед собой, не нарушать уголовный кодекс и ограничивать себя только самостоятельно. Творческие самоограничения могут принести невероятные плоды. Но, как только в творчестве возникают границы, выстроенные посторонним человеком или системой, творчество заканчивается... Вот в Лесосибирске я ничем себя не ограничивал, и это было прекрасно. Поэтому, наверное, случился свободный полет. Эта работа меня многому научила, и я благодарен «Поиску» за это. В Лесосибирске люди сложноустроенные, но простые. Прекрасные люди. Именно эта работа меня научила презирать ответственность в творчестве, научила безумию в выборе выразительных средств в театре и безумию веры в идею, какой бы несбыточной она ни казалась. Работе с актёрами тоже во многом. Потому что я до этого много чего и умел и не умел, и, надеюсь, и дальше буду учиться, но там я много для себя усвоил во время взаимодействия с этими людьми.
Актёр — очень зависимая профессия, актёр не очень много получает, если это не звезда, он очень зависит от режиссёра, от ролей, и вдруг, когда ты встречаешь совершенно другую модель существования театра, где каждый артист является краеугольным камнем этого театра, где не он зависит от системы, а система от него. В лесосибирском театре почти от каждого артиста зависит наличие театра вообще. Эти люди по-другому смотрят на театр. В их отношении к театру очень много благородства, потому что, когда от тебя так много зависит, то есть соблазн вести себя… на уровне суперзвезды. Но даже, взять и сравнить с каким-нибудь столичным театром: если оттуда уйдет суперзвезда — найдется другая суперзвезда, а здесь, в Лесосибирске —просто нет другого актёра, от него больше театр зависит, чем в Москве. И тем не менее это очень скромные люди, которые отдают этому театру всю свою жизнь, и работая с ними, я научился, как мне кажется, выстраивать коммуникацию совсем другого уровня. Я не могу это точно сформулировать. Ты работаешь с людьми, которые с одной стороны должны довольно четко понимать, куда ты их ведешь, ты должен убедить их, что им надо идти с тобой в одном направлении, а с другой стороны, ты с ними трепетен, осторожен, не потому что их боишься, а потому что ты их очень уважаешь.
Можете объяснить про ответственность? Потому что всё то, что вы рассказываете кажется, что как раз про большую ответственность и нежную любовь.
Есть ответственность организационная, этическая и так далее — чем её больше, тем лучше. Если в театре прекрасная постановочная культура, благодаря ответственности цехов – это шикарно. Если в театре, благодаря ответственности, этика на высоком уровне, что и должно быть и в отношениях между персоналом, и в отношениях со зрителем, это тоже прекрасно. Я говорил об ответственности творческой, которая давит, когда что-то придумываешь, а про себя говоришь: «Ой, а как на это посмотрят? Ой, а может это не получится, тогда может лучше не делать проще, лучше не придумывать то, что может не выйти? Может, лучше сделать то, что уже проверено тобой или другими?». Вот этой ответственности не должно быть, должна быть безответственность. Настоящий кайф — это когда ты можешь преодолеть страх и границы в творчестве, а если актёры вместе с тобой бросаются в это, он там двойной, пятерной, сколько их на сцене — во столько раз он и увеличивается, потому что это добавляет ручьев в этот общий творческий поток.
В пандемию в мотыгинском театре вышла премьера «Не про Мотыгино», которую собирали в том числе и из историй жителей посёлка. Вам не кажется, что такие локальные истории — это возможность через малое говорить о сложном и большом?
«Не про Мотыгино» которое мы делали с Катей Августеняк — это история нашей страны через историю микроместа. Мне кажется, в принципе, драматурги невольно идут к интимизации текста. Они будут всё больше писать про себя, про психологический мир, про какие-то проблемы внутриличностные, межсемейные, про свою внутреннюю Монголию. Внутри себя границы ставишь ты сам. Вот и тексты будут такие. Не социальные, не политические. Ни-ни. А то придётся внутреннюю Монголию менять на внешнюю. И я думаю, сейчас будет просто всплеск детской драматургии и детской литературы. Все рванут туда, потому что там можно высказаться.
Интервью создано совместно с Фондом Михаила Прохорова. Больше текстов вы можете прочитать на Яндекс. Дзене наших друзей.