25 декабря 2022
Риад Маммадов: «Педагог — это процесс. Потому что мы формируем детские души»
Риад Маммадов — известный пианист, музыковед, преподаватель, исполнитель джаза и классической музыки. В Красноярске осенью он представил мировую премьеру — «Мугам-сюиту» для фортепиано, тара и струнного оркестра, в рамках XX Международного фестиваля камерно-оркестровой музыки «Азия — Сибирь — Европа». Поговорили о разных сторонах его личности, о вдохновении в пандемию, общении со зрителем, Рахманиновских просторах и том, как влюбить ребёнка в музыку и воспитать пианиста.
Расскажите подробнее о том, как возникла «Мугам-сюита»?
За своими чувствами всегда сложно наблюдать, потому что они возвращают тебя в какие-то определённые моменты из прошлого. И сейчас, когда я буду вам это рассказывать, буду переживать всё заново. Эти пьесы совершенно спонтанно появились, никакого плана не было. В период первой волны пандемии весь мир объединила общая проблема и внезапно стало так, что мы стали едины в какой-то степени больше, чем когда-либо. Мне захотелось понаблюдать за тем, что происходило. Мы с вами погрузились в своего рода тишину, но она на самом деле относительна. И это непосредственно связано с сущностью музыки. Потому что абсолютной тишины практически не существует. Нас всегда сопровождают определённые звуки. В обычной жизни мы можем и не обратить на это внимания, а здесь стало возможным наблюдать за тишиной. И лучше всего это получается ночью. Потому что, как говорил один из героев Ремарка: «Ночь — это иная стихия». Ночью мы все другие.
Все мои наблюдения того периода в итоге были зафиксированы в музыке. У меня тогда был инструмент, который находился в маленькой комнатушке, весь расстроенный. В домашних условиях сначала я сделал записи, отправил своему очень хорошему другу Вангелино Курентзису. Послушав, он сказал, что это очень интересно и надо продолжать. Так появились одна пьеса, вторая, третья. И я ему очень благодарен, на самом деле. Вангелино стал такой точкой взрыва.
Музыку можно назвать одним из самых универсальных языков, она понятна каждому. Когда вы исполняете произведения, не только своего сочинения, но и любые другие, вы о чём-то со зрителем говорите?
Это и есть одна из функций музыки. Знаете, как правило, основные старания никогда не происходят на сцене. Там — результат твоего творчества, той работы и идеи, которую ты хочешь рассказать. Зафиксировать этот результат у себя в голове — это называется интерпретация. В этой музыке («Мугам-сюите») есть прекрасный момент, когда начинается импровизация. Я это так и зафиксировал в нотах — «Mugam Improvisation» — «Мугам импровизация» или «piano improvisation» — «пиано импровизация». Сохраняя метроритмическую организацию и ладогармонические устои получается платформа для создания чего-то нового в режиме life. И здесь может быть средств выразительности больше, чем в классической музыке. Потому что здесь меньше условностей. С этой точки зрения слушатель получает информацию в первоисточнике. Допустим, когда композитор пишет музыку утром, вечером ему уже может не понравиться, и он всё сотрёт. Здесь же такой возможности нет, нельзя сделать playback. Музыка рождается в моменте. Музыкальный язык — это язык чувств, эмоций, мыслей, которые звучат в интерпретационной форме.
А как быть с классической музыкой, где невозможна большая интерпретация? Вы же наверняка что-то от себя привносите всё равно?
Любой музыкант должен это делать. В классической музыке и в импровизационной, джазовой, в мугаме есть строгие формы и законы. А что такое свобода? Она определяется границами, потому что свобода без границ — это анархия. Есть разные условия свободы и разные точки внутри неё, где ты можешь совершать побег. В джазовой музыке место для побега шире, в классической — оно витиеватое. Если говорить, например, о музыке Густава Малера или Сергея Прокофьева, то они всё расписывали от начала и до конца. Есть такая музыка, в которой нужно просто точно выполнить авторский текст и уже будет хорошо получаться. Но просто выполнить авторский текст — это совсем не просто. Например, в музыке Ференца Листа или Александра Скрябина особенно. Он тоже создает возможности импровизированные, просто другими способами. Везде нужно находить свой способ, свою дорогу. В этом и состоит проблема музыканта-исполнителя — найти этот путь для побега, для перехода.
А как вы его нашли? Что вас вдохновляет?
Не могу сказать, что я его нашел. Это процесс, всегда. Важно знать точку, в которую ты стремишься. Даже концерт – это процесс поиска, потому что тут рождается такая магия, которая не может родиться на репетиции. И ты эту магию должен фиксировать, запомнить. Ты должен понять, что именно случилось в моменте, как это произошло. Потом вечером уже после концерта анализируешь. И в следующий раз это будет иным, потому что приобретёт значение и степень выразительности. Вот такой вот вечный путь.
Насколько большое количество времени в вашей жизни занимает музыка, есть ли время на какие-то принципиально другие увлечения?
Музыка занимает все моё время. Это такие правила искусства. Они не установлены нигде, но если ты занимаешься этим, то ничем другим ты заниматься не можешь. Не потому что так в книжке написано, а потому что ты с таким количеством задач сталкиваешься, и с каждым разом эти задачи увеличиваются. Они приобретают другие значения, другие смыслы, но они продолжают увеличивать в геометрической прогрессии. И ты находишься в погоне, чтобы решить эти задачи. Это разные виды — есть исполнительская деятельность, музыку я пишу, есть моя джазовая сторона души, есть джаз мугам, диссертация, которую я написал, научные статьи. Этого уже достаточно для того, чтобы несколько жизней прожить.
Вы в Красноярске в первый раз?
В первый.
И как впечатления?
Прекрасные. Я, когда прилетел, сразу влюбился. Только прилетаешь в аэропорт — здесь широкая степь, эти рахманиновские просторы. Обычно, когда приезжаешь в аэропорт, это бывает какая-то такая очень минималистичная картина, урбанистическая. А здесь ты сразу по прилёту сразу в единении с природой находишься. Об этом говорил Чайковский в своих пасторальных симфониях. Тебя город сразу встречает этой природой, деревья — фантастика. Здесь русские просторы, здесь Енисей. Мы практически сразу погуляли чуть-чуть. Я сказал, что не могу не посмотреть на это, подышать фантастическим воздухом. Мне очень нравится.
Как произошло первое общение с музыкантами? Как проходили репетиции?
Ощущения разнообразные. Мне нравится, что оркестр отзывается (Красноярский камерный оркестр). Особенно мне понравилась виолончельная группа — такое внимание к каждым моим пожеланиям, вопросам. Я это увидел в глазах музыкантов. То, с каким интересом они слушают, когда я им рассказываю о тех или иных моментах, о каких-то своих переживаниях по поводу того, как бы мне хотелось, чтобы это звучало. Это очень приятно. Это не формальное выполнение задач. Хотя такое тоже может быть, и это не говорит о плохом отношении. Здесь же проявился дополнительно и личный интерес. Личная заинтересованность каждого музыканта — это очень важно.
Чаще всего, отдать ребёнка в музыкальную школу — это выбор родителей. И уже в процессе можно понять, талантлив ли он, интересно ли ему. А вот как в таком юном возрасте заинтересовать ребёнка, ведь скорее всего ему будет больше хотеться, например, играть в компьютер. Как заинтересовать его так, чтобы он погрузился в процесс чуть больше, совершил бы над собой усилие? Возможно он тот самый будущий гений.
В силу того, что я преподавал — у меня был свой класс в Детской музыкальной школе имени Танеева, я с этой проблематикой столкнулся непосредственно. Это очень сложный вопрос. Дело в том, что специально делать ничего не нужно. Здесь в первую очередь стоит вопрос родителей, и в том, как найти этот язык с ребёнком, и как найти эту правильную коммуникацию между родителями и педагогом.Все дети прекрасны, у меня никогда не бывает к ним вопросов. У меня вопросы к родителям. Да, есть сферы — организованность, ответственность, который педагог доносит ребёнку, но это должно быть зафиксировано дома, через родителей.
Для родителей важно понимать куда ты приводишь ребёнка. В музыкальной школе законы сферы услуг не имеют место быть, как и в целом в образовании. Формально, возможно — ты совершаешь платёж за конкретные наименования. Но в музыкальной школе важно понимать, что здесь другие ценности и это другой мир. Не нужно диктовать этому миру свои законы. Например, что урок должен начинаться в ноль-ноль и в ноль-ноль должен закончиться. Урок может закончиться на 2 минуты позже, на 3, а может и на 2 минуты раньше. Потому что, если педагог видит, что ребёнок уже всё понял и ему сложно, только он решает, когда прекратить этот процесс получения информации. Или, наоборот, если я вижу, что ученик не понимает, я могу его задержать на уроке. И родитель, который ждёт, он должен с уважением к этому относиться.
Теперь возвращаюсь к вашему вопросу. Знаете, надо создать такой образ жизни в семье. Ребёнок ложится спать — поставьте любую пасторальную симфонию Петра Чайковского или Моцарта. Это будет формировать его точки опоры, его вкус. Музыка — это же ирреалистическая культура. Симфония Моцарта — это абсолют. И это центр, откуда у тебя формируется вкус. Когда ты этот центр впитываешь в себя, то начинаешь свои точки опоры искать во всём искусстве. А это отправная, чтобы знать: «А! Это мне кажется не очень хорошо, а вот это лучше». Как сказал Архимед: «Дайте мне точку опоры, и я переверну весь мир». Эти точки опоры надо ребёнку сделать, он сам потом их соединит. Да, ребёнок может не сразу всё хотеть. Не нужно давать всю симфонию слушать, по чуть-чуть. Родители должны выстроить весь этот процесс.
Конечно, легко ребёнку дать iPad, пусть он там тыкает кнопки и уходит в этот мир игр. Я ни в коем случае не против вообще игр, мы все через это проходили. Но важно, чтобы жизненная реальность не стала отягощающим фактором. В играх же всё легко, там другая жизнь, ребёнок охотно туда уходит. Зачем ему проблемы реальности, где надо что-то решать, какую-то ответственность принимать за свои решения, за свои поступки. Всё, он туда ушел, и порой сам прекращает что-то создавать. У него там уже есть идеи, мысли, а здесь же надо самому что-то создавать, значит надо напрягаться. Любая фантазия – это работа мозга. А гаджеты направлены на то, чтобы эту работу минимизировать. И, когда родители его из этого имра игр вытаскивают и заставляют уроки, например, делать, то он реагирует негативно и не хочет этой ответственности. Это всё вопрос родителей. Игры, развлечения безусловно должны быть. Знаете, я тоже после концертов не прихожу и не читаю Гоголя, честно вам скажу. Просто ты должен этот процесс умственного замещения компенсировать не процессом, где ты, скажем так, деградируешь, а процессом, где ты можешь погрузиться в свои мечтания, просто сменить сферу. Я люблю, что-то читать более легкое, например, Альберто Моравиа. Либо музыку пишу, тоже на iPad, кстати.
Легче ребёнка, особенно в большой семье, занять компьютером и он будет тихо сидеть, чем выделить больше на него своей энергии, времени и так далее. Тогда родители думают: «Отдам я его в музыкальную школу, там его педагог займёт чем-нибудь, отвлечёт». Но педагог не отвлекает ребёнка. Педагог — это процесс, потому что мы формируем детские души. Мы не берём на себя родительскую обязанность, у нас свои есть обязанности, не нужно это перекладывать.
Правда, во всём этом есть и обратная сторона. Современные дети очень перегружены. Они ходят на кружок по рисованию, на кружок фехтования, далее у них дополнительный французский, английский, китайский, ещё футбол, а потом у него какая-то там маленькая часть для музыки. Дети приходят в стрессе, они плачут, говорят: «Мы не успеваем». Это другая сторона. Очень важно находить баланс и это ответственность родителей.
Какое напутствие вы могли бы дать молодым начинающим музыкантам?
Мечтать! Никогда не переставать мечтать. Это единственное, что нас может к какой-то цели привести. Единственная сфера где мы можем быть честными с собой — это мечтания. Там рождаются идеи, а идеи — это самое ценное. Конечно, это должно быть сопряжено с работой, с личным процессом и мне хотелось бы, чтобы у нас больше было музыкантов а не исполнителей. Между ними большая разница. Мне хотелось, чтобы наши молодые учащиеся фиксировались на только на точное выполнение текста, и чтобы всё было чисто и аккуратно. Это тоже нужно, но со временем ты понимаешь, что не это важно в искусстве, а другое. Чтобы они всегда понимали, что к этому нужно стремиться. Фото: Александр Паниотов/Культура24