16 июня 2015
ВЛАДИМИР ЛАНДЕ: «БАХ ПРОДАЛСЯ РЕЛИГИИ»
Интервью с Владимиром Ланде перед первым концертом, на котором он выступил в качестве главного дирижёра Красноярского симфонического оркестра.
Автор: Марина ЯБЛОНСКАЯ
Фото: Александра НЕРОЗЯ
Сегодня в большом концертном зале филармонии Владимир Ланде впервые предстанет перед публикой в качестве главного дирижёра Красноярского симфонического оркестра. Маэстро представит новую программу, в которой будет звучать музыка Гайдна, Чайковского и Верди, и исполнительницу удивительного дарования – девятилетнюю пианистку из Америки. Мадлен Шу игре на фортепиано начала обучаться в пятилетнем возрасте. Её педагогом стала известная пианистка, в прошлом – солистка Шанхайского симфонического оркестра Сан-Цинь Лу-Беннаман. Мадлен сразу проявила незаурядные способности к музыке. Девочка завоевала множество призов и первых премий престижных международных конкурсов юных исполнителей.
– Для первого выступления с оркестром в качестве главного дирижёра Вы выбрали девятилетнюю талантливую девочку. Таким образом Вы хотите поразить в самое сердце зрителей, растрогать публику?
– Я пригласил Мадлен не потому, что ей девять лет, а потому, что в столь юном возрасте этот ребёнок глубокий музыкант. Для меня привлекательность её возраста есть только в одном – она ещё ничем не ограничена и не испорчена. Мы имеем дело с чистейшим восприятием музыки ребёнка, который является музыкантом высочайшего класса, как в техническом, так и в эмоциональном, психологическом плане. Как это получилось, не могу сказать. Могу пообещать, что это будет сыграно с такой откровенностью, которую получить от солиста более зрелого возраста сложно. А в остальном Мадлен – обыкновенный девятилетний ребёнок, девчонка, которая любит красивые платья, бантики и туфельки со стразами.
– Как встретились Вы и оркестр?
– Я выступил с красноярским оркестром в феврале этого года. Это было наше знакомство. Ещё во время репетиций у нас с музыкантами установился очень хороший контакт. Во время концерта в антракте ко мне подошёл губернатор Виктор Александрович Толоконский и сказал, что у него есть письмо от оркестрантов, где они изъявили своё желание сотрудничать со мной, и что он хотел мне предложить возглавить коллектив. Это было довольно неожиданно. Я подумал и согласился. При этом мне пришлось отказаться от двух коллективов в США (симфонический оркестр в городе Фредерик и один из камерных оркестров Нью-Йорка), потому что я понял: совместить работу в двух странах просто невозможно, нужно выбирать. И я выбрал Красноярск. В общем, звезды сошлись, и я здесь.
– То есть с Америкой Вы окончательно попрощались?
– Не совсем, буду бывать там наездами, у меня остались обязательства перед коллективами, которыми я руководил. Основное же время стану проводить здесь, в Красноярске. Оркестр очень интересный, перспективный, нравится мне и сам город, и публика. Она отличается от американской, в зале сидят все слои населения, люди всех возрастов. В США же на концерты ходит определённая прослойка.
– Восьмидесятилетние старушки в бриллиантах?
– Да, приблизительно так. Их взгляды и вкусы консервативны, сформировались лет пятьдесят-шестьдесят назад, поэтому привести к чему-то новому трудно. В Красноярске рядом с пожилыми людьми сидят молодые, поэтому зрители старшего поколения по-иному воспринимают музыку, они готовы к открытиям. Для меня это хорошо, потому что мне бы не хотелось замыкаться на традициях, которые существовали в 40—50-х годах прошлого века. Это касается не только репертуара, не только того, что играть, но и как. Академическую музыку можно исполнять по-разному. Очень часто сталкиваюсь с ситуацией, когда пожилые люди относятся с предубеждением к современной музыке. У молодого поколения такого предубеждения нет. Они уже попробовали современные произведения академического плана, где есть и мелодия и гармония. Иллюстрацией такой музыки является музыка кино. Мелодия и гармония необходимы для того, чтобы наладить связь с аудиторией, это очень хорошо понимали композиторы, пишущие для кинематографа. В будущем планирую включать в программы как хорошую мелодичную, доступную современную музыку, так и традиционную, которая будет звучать по-иному.
– И как далеко Вы намерены зайти в эксперименте на восприимчивость?
– Эксперимент в данном контексте – не совсем правильное слово. Просто искусство должно вести вперёд. То, что слушает основная масса молодёжи, имеет довольно примитивную мелодическую основу. И наша задача не только расширять горизонты тех, кто знает и любит академическую музыку, но и воспитывать тех, кто с настоящей музыкой почти не сталкивался. Планируем организовать цикл лекций перед концертами. Мы будем очень активно заниматься тем, чтобы подготавливать публику, воспитывать в ней восприимчивость и гибкость.
В своё время бетховенские симфонии воспринимались как новаторские и воспринимались современниками композитора как музыка из будущего. Публика во все времена находится в одном состоянии – она, с одной стороны, ждёт чего-то нового, с другой – не всегда готова принять это новое. Вообще отношение к той или иной музыке может быть обусловлено разными причинами и обстоятельствами. На то, как человек воспринимает произведения композитора, могут даже влиять политические убеждения и предубеждения. Вот пример. В Америке у меня брали интервью. И журналист спросил про любимых композиторов. Я ответил, что это Прокофьев и Шостакович. Ответная реакция – недоумение: “Как? Они же сотрудничали с коммунистами!” Но если брать во внимание то, с кем сотрудничали те или иные композиторы, то имена некоторых нужно исключить из истории музыки: Рихарда Штрауса, а Вагнера, любимого композитора Гитлера, вообще забыть. Но всем композиторам необходимо было что-то есть, поэтому приходилось с кем-то сотрудничать, на кого-то работать. Бах так вообще продался религии. (Смеется.) Увы, пропаганда делает своё дело, в Америке до сих пор существует дремучее мнение, что музыка, которая вышла из коммунистической России, неправильная и нехорошая.
– Для Вас существуют табу во время работы с оркестрантами?
– Да. В первую очередь, нельзя музыкантам говорить, что они с чем-то не справятся. Если я поставлю ментальный блок, это негативно скажется на работе. Нельзя выходить вялым за пульт, не неся никакой энергетики. Если нет эмоциональной, энергетической волны от дирижёра, то, как бы точно ни играли музыканты, хорошего концерта не получится, музыка будет никому не нужна.
– Сегодня много споров вокруг современных трактовок музыкальных классических произведений.
– Я не вижу тут особой проблемы. Да, существуют трактовки, которые идут вразрез с тем, что задумывал автор и либреттист, да, иногда режиссёры заходят слишком далеко. Я сам принимал участие в постановке оперы Моцарта “Così fan tutte”, где на сцене играли в баскетбол. В какой-то момент мяч пошёл не в ту сторону, и мне пришлось его принять и паснуть обратно на сцену. Мешала ли игра в мяч музыке? Безусловно. В принципе, я сторонник традиционного подхода к классике: не думаю, что ставить ту же “Аиду”, нарядив актёров в костюмы десантников или эсэсовцев, – хорошая идея. Да, чем гениальнее музыка, тем больше возможности для её интерпретации, но на визуальном уровне не стоит действовать на уровне эпатажа. В какой-то момент нашей истории постановка с голыми артистами вызывала нездоровый ажиотаж. Билеты продавались на эти спектакли очень хорошо, можно было заработать. Но это не значит, что эта постановка имеет историческую или художественную ценность. Время расставит всё по местам. Остро реагировать на эпатаж в искусстве и тем более оскорбляться или обижаться не стоит. Это тупик. Кому не нравится – не смотрите, кому нравится – приходите. Хотя конфликт между музыкой и постановщиками существует. Сегодняшние режиссёры музыкально плохо образованные, им кажется, что у них имеется в голове гениальная идея, под которую подойдёт музыка. Увы, это не так.
Досье
Владимир Борисович Ланде. Pодился в Ленинграде. В 1986 году закончил Санкт-Петербургскую Консерваторию по классу гобоя и фортепиано. С 1984-го по 1989 год — концертмейстер группы гобоев в симфоническом оркестре Санкт-Петербургской филармонии. С 1985 года начал обучаться дирижированию под руководством профессора Ильи Александровича Мусина. В 1989 году переезжает в США, где сочетает сольную карьеру и дирижёрскую практику. С 2008 года — главный приглашённый дирижёр Санкт-Петербургского академического симфонического оркестра. Одновременно работает с рядом оркестров США (главный приглашённый дирижёр Оркестра Национальной Галереи в Вашингтоне, музыкальный директор и дирижёр камерного оркестра “Солисты Вашингтона”, симфонического оркестра “COSMIC”, камерного оркестра Университета “Джонс Хопкинс” и главный приглашённый дирижёр Фестивального оркестра “Баханалия” в Нью-Йорке). С 2009 года — музыкальный директор и дирижёр фестиваля “Современной американской музыки” в Вашингтоне и “Интернационального музыкального фестиваля” в г. Талса, штат Оклахома. Преподаёт, даёт мастер-классы по всему миру. Много гастролировал в Новой Зеландии, Австралии, странах Европы и городах США.
Источник: Городские новости. 2015. 10 июня.
Фото: Александра НЕРОЗЯ
Сегодня в большом концертном зале филармонии Владимир Ланде впервые предстанет перед публикой в качестве главного дирижёра Красноярского симфонического оркестра. Маэстро представит новую программу, в которой будет звучать музыка Гайдна, Чайковского и Верди, и исполнительницу удивительного дарования – девятилетнюю пианистку из Америки. Мадлен Шу игре на фортепиано начала обучаться в пятилетнем возрасте. Её педагогом стала известная пианистка, в прошлом – солистка Шанхайского симфонического оркестра Сан-Цинь Лу-Беннаман. Мадлен сразу проявила незаурядные способности к музыке. Девочка завоевала множество призов и первых премий престижных международных конкурсов юных исполнителей.
– Для первого выступления с оркестром в качестве главного дирижёра Вы выбрали девятилетнюю талантливую девочку. Таким образом Вы хотите поразить в самое сердце зрителей, растрогать публику?
– Я пригласил Мадлен не потому, что ей девять лет, а потому, что в столь юном возрасте этот ребёнок глубокий музыкант. Для меня привлекательность её возраста есть только в одном – она ещё ничем не ограничена и не испорчена. Мы имеем дело с чистейшим восприятием музыки ребёнка, который является музыкантом высочайшего класса, как в техническом, так и в эмоциональном, психологическом плане. Как это получилось, не могу сказать. Могу пообещать, что это будет сыграно с такой откровенностью, которую получить от солиста более зрелого возраста сложно. А в остальном Мадлен – обыкновенный девятилетний ребёнок, девчонка, которая любит красивые платья, бантики и туфельки со стразами.
– Как встретились Вы и оркестр?
– Я выступил с красноярским оркестром в феврале этого года. Это было наше знакомство. Ещё во время репетиций у нас с музыкантами установился очень хороший контакт. Во время концерта в антракте ко мне подошёл губернатор Виктор Александрович Толоконский и сказал, что у него есть письмо от оркестрантов, где они изъявили своё желание сотрудничать со мной, и что он хотел мне предложить возглавить коллектив. Это было довольно неожиданно. Я подумал и согласился. При этом мне пришлось отказаться от двух коллективов в США (симфонический оркестр в городе Фредерик и один из камерных оркестров Нью-Йорка), потому что я понял: совместить работу в двух странах просто невозможно, нужно выбирать. И я выбрал Красноярск. В общем, звезды сошлись, и я здесь.
– То есть с Америкой Вы окончательно попрощались?
– Не совсем, буду бывать там наездами, у меня остались обязательства перед коллективами, которыми я руководил. Основное же время стану проводить здесь, в Красноярске. Оркестр очень интересный, перспективный, нравится мне и сам город, и публика. Она отличается от американской, в зале сидят все слои населения, люди всех возрастов. В США же на концерты ходит определённая прослойка.
– Восьмидесятилетние старушки в бриллиантах?
– Да, приблизительно так. Их взгляды и вкусы консервативны, сформировались лет пятьдесят-шестьдесят назад, поэтому привести к чему-то новому трудно. В Красноярске рядом с пожилыми людьми сидят молодые, поэтому зрители старшего поколения по-иному воспринимают музыку, они готовы к открытиям. Для меня это хорошо, потому что мне бы не хотелось замыкаться на традициях, которые существовали в 40—50-х годах прошлого века. Это касается не только репертуара, не только того, что играть, но и как. Академическую музыку можно исполнять по-разному. Очень часто сталкиваюсь с ситуацией, когда пожилые люди относятся с предубеждением к современной музыке. У молодого поколения такого предубеждения нет. Они уже попробовали современные произведения академического плана, где есть и мелодия и гармония. Иллюстрацией такой музыки является музыка кино. Мелодия и гармония необходимы для того, чтобы наладить связь с аудиторией, это очень хорошо понимали композиторы, пишущие для кинематографа. В будущем планирую включать в программы как хорошую мелодичную, доступную современную музыку, так и традиционную, которая будет звучать по-иному.
– И как далеко Вы намерены зайти в эксперименте на восприимчивость?
– Эксперимент в данном контексте – не совсем правильное слово. Просто искусство должно вести вперёд. То, что слушает основная масса молодёжи, имеет довольно примитивную мелодическую основу. И наша задача не только расширять горизонты тех, кто знает и любит академическую музыку, но и воспитывать тех, кто с настоящей музыкой почти не сталкивался. Планируем организовать цикл лекций перед концертами. Мы будем очень активно заниматься тем, чтобы подготавливать публику, воспитывать в ней восприимчивость и гибкость.
В своё время бетховенские симфонии воспринимались как новаторские и воспринимались современниками композитора как музыка из будущего. Публика во все времена находится в одном состоянии – она, с одной стороны, ждёт чего-то нового, с другой – не всегда готова принять это новое. Вообще отношение к той или иной музыке может быть обусловлено разными причинами и обстоятельствами. На то, как человек воспринимает произведения композитора, могут даже влиять политические убеждения и предубеждения. Вот пример. В Америке у меня брали интервью. И журналист спросил про любимых композиторов. Я ответил, что это Прокофьев и Шостакович. Ответная реакция – недоумение: “Как? Они же сотрудничали с коммунистами!” Но если брать во внимание то, с кем сотрудничали те или иные композиторы, то имена некоторых нужно исключить из истории музыки: Рихарда Штрауса, а Вагнера, любимого композитора Гитлера, вообще забыть. Но всем композиторам необходимо было что-то есть, поэтому приходилось с кем-то сотрудничать, на кого-то работать. Бах так вообще продался религии. (Смеется.) Увы, пропаганда делает своё дело, в Америке до сих пор существует дремучее мнение, что музыка, которая вышла из коммунистической России, неправильная и нехорошая.
– Для Вас существуют табу во время работы с оркестрантами?
– Да. В первую очередь, нельзя музыкантам говорить, что они с чем-то не справятся. Если я поставлю ментальный блок, это негативно скажется на работе. Нельзя выходить вялым за пульт, не неся никакой энергетики. Если нет эмоциональной, энергетической волны от дирижёра, то, как бы точно ни играли музыканты, хорошего концерта не получится, музыка будет никому не нужна.
– Сегодня много споров вокруг современных трактовок музыкальных классических произведений.
– Я не вижу тут особой проблемы. Да, существуют трактовки, которые идут вразрез с тем, что задумывал автор и либреттист, да, иногда режиссёры заходят слишком далеко. Я сам принимал участие в постановке оперы Моцарта “Così fan tutte”, где на сцене играли в баскетбол. В какой-то момент мяч пошёл не в ту сторону, и мне пришлось его принять и паснуть обратно на сцену. Мешала ли игра в мяч музыке? Безусловно. В принципе, я сторонник традиционного подхода к классике: не думаю, что ставить ту же “Аиду”, нарядив актёров в костюмы десантников или эсэсовцев, – хорошая идея. Да, чем гениальнее музыка, тем больше возможности для её интерпретации, но на визуальном уровне не стоит действовать на уровне эпатажа. В какой-то момент нашей истории постановка с голыми артистами вызывала нездоровый ажиотаж. Билеты продавались на эти спектакли очень хорошо, можно было заработать. Но это не значит, что эта постановка имеет историческую или художественную ценность. Время расставит всё по местам. Остро реагировать на эпатаж в искусстве и тем более оскорбляться или обижаться не стоит. Это тупик. Кому не нравится – не смотрите, кому нравится – приходите. Хотя конфликт между музыкой и постановщиками существует. Сегодняшние режиссёры музыкально плохо образованные, им кажется, что у них имеется в голове гениальная идея, под которую подойдёт музыка. Увы, это не так.
Досье
Владимир Борисович Ланде. Pодился в Ленинграде. В 1986 году закончил Санкт-Петербургскую Консерваторию по классу гобоя и фортепиано. С 1984-го по 1989 год — концертмейстер группы гобоев в симфоническом оркестре Санкт-Петербургской филармонии. С 1985 года начал обучаться дирижированию под руководством профессора Ильи Александровича Мусина. В 1989 году переезжает в США, где сочетает сольную карьеру и дирижёрскую практику. С 2008 года — главный приглашённый дирижёр Санкт-Петербургского академического симфонического оркестра. Одновременно работает с рядом оркестров США (главный приглашённый дирижёр Оркестра Национальной Галереи в Вашингтоне, музыкальный директор и дирижёр камерного оркестра “Солисты Вашингтона”, симфонического оркестра “COSMIC”, камерного оркестра Университета “Джонс Хопкинс” и главный приглашённый дирижёр Фестивального оркестра “Баханалия” в Нью-Йорке). С 2009 года — музыкальный директор и дирижёр фестиваля “Современной американской музыки” в Вашингтоне и “Интернационального музыкального фестиваля” в г. Талса, штат Оклахома. Преподаёт, даёт мастер-классы по всему миру. Много гастролировал в Новой Зеландии, Австралии, странах Европы и городах США.
Источник: Городские новости. 2015. 10 июня.