Елена Половинкина: «Познакомьте с собой своих близких»

Мы часто в семье друг друга цитируем: вот что-то случилось, кто-то смешное сказал, мы это обязательно раскрутим, доведём до «истории» и будем пользоваться, как поговоркой. Дети у меня росли очень смешно, поэтому и историй осталось много. Я даже не знаю, как воспитывать детей, —  я над ними всё время смеялась. Смеялась и сердилась, и, кажется, больше ничего. 

Получается, что это история, чтобы посмеяться?

Не только смешная.  Мне кажется, она и немного грустная получилась. Когда Ксения (ред. — Ксения Пещик — режиссёр спектакля) предложила сделать спектакль, я подумала, что это будет что-то вроде стенд-апа, такой же смешно, как и истории, что я своим коллегам рассказываю за кулисами. А оказалось — нет! Ксения вытащила очень серьёзные вещи.

Я открываю себя для зрителей такой, какая есть. Кто-то посмеется, кто-то разозлится, кто-то заплачет.

Это не роль, я рассказываю про себя. И это, конечно, дополнительная ответственность. Как играть саму себя? Вот какая я? Вот такая. И мне нравится так: не заглубляться на личных трагедиях, нравится смеяться над ними, мне так их легче пережить и идти дальше. Просто жить дальше, несмотря ни на что.

Я помню, — мы идём с подружкой в школу. Она идёт впереди меня и молчит, а дорога длинная была, пешком три километра. Но она молчит. Я говорю: «Галь, что-то случилось?». А она мне отвечает: «Отстань, у меня просто плохое настроение». Я иду позади узкой тропинке и восхищенно думаю: «Классно, я тоже так хочу: проснуться, а у меня чтоб было просто плохое настроение». 

Пришла на работу в театр, когда мне было 21 год, всё ждала, когда наконец театр повернётся лицом к человеку и будет показывать его проблемы, а не большого производства.
И сейчас мне кажется, что пришло это время, когда интересен конкретный простой человек. Ведь у всех всё одинаково. Когда приглядишься к себе, ты увидишь, что живёшь по тем же законам, что и все, делаешь те же ошибки. И в твоей жизни случаются те же события, что и у всех. Ты заканчиваешь школу, ты впервые влюбляешься, разочаровываешься, ставишь цели, стремишься к идеалу, выходишь замуж или женишься, у всех есть родители, у всех есть любимые и нелюбимые, работа, прогулки, мечта. Нас объединяет так многое и мы искренне можем помочь друг другу, ведь кроме настоящей любви вообще ничего не важно в жизни. Настоящей любви к себе, к человеку, к маме и папе, детям и дому.

Кажется, что в таких личных истории артисты следят за реакцией зала более пристально, чем в пьесах, написанных другими.

Мне кажется, везде есть своя сложность. Лёгкой жизни нам никто не обещал. И никто не даст. Тяжело, когда тебе самому скучно, роль не нравится, не откликается, — тогда и режиссёру с тобой тяжело. Бывает понимаешь, что вот сегодня тут добился не того эффекта, или радуешься, что, сегодня верно. Всё же, как каждый день не похож на предыдущий, так и каждый спектакль будет от зала к залу разный.

А от вас что-то зависит?

Конечно. Это ж нужно желать рассказать.

Если в маминой части мы не могли отойти от её текста, я его выучила как роль, — не могу сказать по-другому — как она написала, так я и говорю, у мамы — написанный текст, в нем соблюдена пунктуация, закончена мысль в предложении, то в своих историях — разговорная речь. Разговорная речь несколько косноязычна, держится больше на междометиях, на незаконченности, здесь смыслы передаются интонациями рассказчика, его визуальным отношением к истории. Естественно, я знаю о чём рассказывать, но прописанных слов нет, эта часть держится на сиюминутности импровизации.

В каком документальном театре работать сложнее: когда про себя или про других?

Это не документальный театр. Здесь другой жанр. Это автофикшн.