Руслан Кудашов: «Появляются спектакли, которые должны немножко помогать дальше жить»
Руслан Кудашов известен красноярскому зрителю как режиссёр, возродивший спектакли для взрослых в театре кукол. В этом году его «Легенда о Великом инквизиторе» трижды номинирована на «Золотую Маску» и на «Театральную весну».
О сложных спектаклях, помогающих жить, и свободе внутри говорим с режиссёром.
– Спектакли, которые были поставлены вами в Красноярском театре кукол, в той или иной степени по свободу: про свободных людей, как «Егоркина былина», про физическую свободу у «Затворника и Шестипалого». И когда смотришь «Великого инквизитора» сегодня, ты тоже думаешь о свободе и о тех, кто ее может отобрать. Персонажи спектакля — это образ реальных людей, вы их физически на кого сделали похожими?
– Все три маски сделаны с Марлона Брандо. Когда с Мариной (ред. Марина Завьялова-Лаврова — кукольный художник спектакля) мы работаем в кукольном театре, берём маски с тех, с кем бы мы хотели поработать в этом спектакле. В «Синей птице» у нас играет и Депардье и Пьер Ришар, Далида и Бьерк были где-то. У нас такая сборная команда мировых звёзд. Они об этом не знают, но они играют в спектаклях. За основу диктатора была взята маска Марлона Брандо в фильме «Апокалипсис сегодня». Звук у него идет в нос, поэтому он вытянутый. Сам Марлон Брандо в период своего становления разные роли играл и трансформировался тоже по-разному. В нашем спектакли его лицо выражено фигурально — в трансформации лица.
Мы любим работать с большими артистами.
– У Достоевского инквизитор отпускает Христа. Христос целует инквизитора, будто снова прощая человечество. Ваш спектакль не заканчивается прощением.
– Здесь тоже происходит прощение, даже более того — открывается дверь тюрьмы, в которой находится сам инквизитор. Это тюрьма для него самого: все его мировоззрение, мышление, концепция про человека — это и есть тюрьма. Это он находится в тюрьме, а для этой рыбки тюрьмы нет. Она же и появляется не совсем естественным образом — сверху спускается. Рыба не плавает, это символ такого духа, который летает там, где хочет. И все эти тюрьмы достаточно условны для него. Когда открывается дверь, вновь и вновь предлагается выбрать свободу. Но когда парни закрывают занавес, они закрывают его от нас. Я думаю, что нельзя говорить о том, что этот спектакль пессимистичный. Он не пессимистичный, он всё равно даёт надежду на то, что так или иначе есть что-то большое. Но мы об этом мало говорим и часто забываем.
– Почему в конце вы омолодили инквизитора? Словно это бесконечный круг.
– Как только свобода у человека нарушается, происходят глобальные изменения. И мы начинаем опять создавать «Вавилонскую башню», которая через какое-то время разрушается. Это описано не только Достоевским, он только подтверждает то, что происходит постоянно с человечеством. И человечество, к сожалению, редко делает вывод. Поэтому Христос приходит к каждому. Не к вообще к массе, к стране или народу, а лично к тебе. Он стучится лично в твою дверь, а не в дверь народного сознания, концептуального мышления какого-то.
– В середине спектакля, после того, как идет кусок про свободу и про цену ее как хлеб насущный, актеры начинают раздавать людям сухарики. Вы отмечаете для себя, берут зрители их или нет?
– Человек волен поступать так, как он хочет, и мы должны не забывать, что это театр, это всё игра. Кто-то возьмёт, кто-то нет. Я, например, иногда брал сухарики, а иногда нет. В зависимости от того, хочется мне сейчас есть или нет. Но мы же понимаем, что это всё равно игра, за которой что-то стоит. Мы же производим то, в чем можно разглядеть что-то другое. Но не всегда так.
– Почему «Великого инквизитора» вы решили поставить именно в Красноярске?
– Дело в том, что поступило предложение от Татьяны Владимировны (ред. Директор Красноярского театра кукол — Попова Татьяна Владимировна) [поставить спектакль для взрослых], и я долго не мог понять что [предложить театру]. Это просто почувствовалось, в каком-то интуитивном плане стало понятно, что это нужно. Если ещё чуть дальше отнести эту тему, она от меня уйдёт. В Питере у меня достаточно уже таких спектаклей, где мы размышляем [о свободе], и становится всё страньше и страньше… Сегодня, когда начался спектакль [ред. интервью с Русланом Кудашовым было записано на премьерном показе спектакля], думал, что всё правильно: что он здесь сделан и здесь будет идти. Здесь есть люди, которые в чём-то не находят себе места, не могу примириться с тем, что происходит. Тем более, что здесь много студентов.
Такие работы они не для массового зрителя, но появляются такие спектакли, которые должны немножко помогать дальше жить. Я осенью выпустил спектакль «Потерянный солдат». Он был написан в апреле 2022 года. [В такие моменты] важно что-то не пропустить в себе или не забыть, нужно фиксировать. Это сложная тема и спектакль непростой, но он как болезненная операция, после которой можно продолжать жить. Мне кажется, что с «Великим инквизитором» тоже нечто подобное — он не делает приятное. Те вопросы, которые поднимает Достоевский в этом тексте, они вечные и безумно болезненные для человека. И именно с этими вопросами нужно работать всю жизнь. Их невозможно вырезать, они будут всегда. И очень важно, что тогда человек задавал эти вопросы и мучился, и до него тоже. И то, что мы оказываемся в таких ситуациях, когда мы не можем не задавать себе эти вопросы, мы может быть пока еще не видим выхода, но может быть в том, что способны задавать себе вопросы, хотя бы в этом есть какая-то правильная вещь.
– Свобода — это же такое объёмное слово. Выйди на улицу и спроси у каждого: «Что это?», все ответят своё. Вы этим спектаклем как-то обозначили свою свободу?
– Здесь говорится о свободе выбора. Не о свободе абстрактной, а свободе выбора, а это означает что ты и именно ты берешь ответственность за свои поступки. Берешь ответственность за все, что происходит с тобой. Такая свобода всегда сопряжена с огромной ответственностью. Будет насилие, будут войны, и в этих обстоятельствах тебя никто не избавит от ответственности принимать решения и делать свой свободный выбор.
Прежде всего надо познать себя. Когда ты реально задаёшь себе вопрос, ты понимаешь, что ты толком себя не понимаешь. А если ты себя не понимаешь, то какого чёрта ты вообще разеваешь рот по отношению к другому? Займись самим собой. Вот это и есть свобода. Свобода — это тяжело. Оказывается, действительно не вседозволенность. Это совсем другое. Свобода всегда с ответственностью рядом. Если я свободен, я беру на себя риск принимать решения. Это постоянный труд. Это может не понравиться.