Юлия Пересильд: «Самый главный кайф - когда “студенты” возвращаются со своими спектаклями»

У вас есть детский фестиваль «Территория. Kids», которому уже три года. И это три непростых как внешних года, так и внутренних. Оглядываясь на путь, по которому фестиваль уже прошел, что главное вы сохранили, что перепридумали?

У нас очень крутая команда отборщиков, которым я безмерно доверяю. Вообще, все люди, которые прикасаются к этому фестивалю, а нас на самом деле не так много, но это огромная с точки зрения масштаба команда мегапрофессионалов. И наши бюджеты, по сравнению с огромным количеством других фестивалей, смешны, но на эти бюджеты мы умудряемся создавать, привозить, устраивать. [В программе] у нас охвачено практически все: театральные постановки, современный танец, теперь уже в официальном статусе с нами Петр Дранга, который каждый год удивляет нас своими музыкальными проектами. Одним из самых больших отличий от других фестивалей, то, что мы сохранили и переняли у взрослой «Территории» – это, конечно, профессиональная программа. Это моя главная отдушина и гордость. Потому что фестивали, которые привозят спектакли, да, существуют где-то у нас в стране, а вот те фестивали, которые берут на себя ответственность обучать и потом отпускать по всей большой стране специалистов – [их мало]. Самый главный кайф и понимание, что все это не зря, происходит в момент, когда эти “студенты” возвращаются со своими спектаклями в программу фестиваля. Вот это точно имеет смысл.




У фестиваля есть программа профориентирования для подростков, множество коллабораций, работающих с темами детства и юности. Как команде удается уйти от этой позиции всезнающего взрослого и догнать уже очень впереди находящихся детей?

У меня самой дети подростки, и я всю свою жизнь вообще была ориентирована на детей. Не могу похвастаться своим счастливым детством скажем так, но мне очень хочется, чтобы те, кто идут за нами — наши дети или не наши дети, хотя они все так или иначе наши, — чтобы у них было не так, как у меня. Я очень хочу, чтобы они рано познакомились с театром, с искусством, чтобы они учились говорить, смотреть, оценивать. Чтобы они могли отличать, что хорошо, а что плохо, где разумное доброе, вечное, а где не разумное и не доброе. Я хочу, чтобы у них такая опция была, я вообще считаю, что [работа с детьми и детскими проектами] – это может быть важнее того, что я актрисой стала. Потому что это миссия, это имеет смысл. Если говорить о том, как мы пытаемся за ними успевать… Да мы не пытаемся за ними успевать, потому что за ними не успеть, вы совершенно правы. Мы люди взрослые и профессионалы, и это наша сфера, мы пытаемся просто их опережать на несколько шагов. Мы не бежим за ними, мы их зовем за собой, и это тоже очень важно. Мы не играем с ними в игры «что вы хотите, то мы для вас и сделаем». Мы говорим: «ребята, мы тут, и у нас есть вот такое огромное и красивое знание. Но мы совершенно не плохо владеем и тем современным миром, о котором вы нам говорите. Поэтому, присоединяйтесь, у нас интересно». И так лучше заходит, когда никто никого не уговаривает. Фестиваль - это достаточно серьезная история. У нас не только развлекательные мероприятия, но и серьезные дискуссии. Например, спектакль «Жирная Люба», который просто ориентирован на подростков! Хотя он и на взрослых ориентирован, но мне кажется, что подросткам его точно стоит его посмотреть.




Я помню, как после показов спектакля мы обсуждали с Олегом Михайловичем реакцию зала: смех в очень откровенных и болезненных местах, кажущийся очень неуместным. Но в тот момент в зале действительно была взрослая аудитория, у которой возможно, уже все переболело. Спектакли фестиваля работают с теми, кто подвергается буллингу здесь и сейчас. Как они учатся правильно реагировать из зала и потом в жизни?

Я сейчас скажу не про «Территорию», а вот есть спектакль «Рассказы Шукшина», и там есть момент, в котором муж говорит своей жене: «Я тебя сегодня этой ночью казнить буду». И в этот момент зрителя просто разрывает от смеха. Я за кулисы каждый раз захожу, у меня начинаются слезы. На самом деле, очень часто люди смеются не потому что им весело, а от того, что это очень узнаваемо, на рефлекторном уровне люди смеются. Не все так весело, как смешно. Хотя, скорее всего, смеются именно те, кто это проживал. Ну потому что это способ защиты, смех он же не всегда про веселье. Это реже всего про веселье. Важно ли как подростки реагируют? Да, очень важно. Наша задача вообще научить их реагировать. Я думаю, что проблема как раз в том, что они не умеют реагировать. Они вот так сидят - я пару спектаклей была и видела - они не понимают куда пришли, им неловко, неудобно, вокруг что-то такое непонятное, инородное. И наша задача сделать так, чтобы театр был для них местом естественным, нормальным, где ты можешь дышать реагировать, слушать, смотреть. Конечно, мы по большому счету театром занимаемся, но так они должны чувствовать везде! Им помогать нужно в одном, чтобы они себя чувствовали собой в школе, в театре, дома, в разных местах. В хорошем смысле расслабленными. Потому что все остальное – агрессия, разговоры через губу – это все защита. Если ему не надо защищаться, он будет классным точно. Поэтому у нас много мастер-классов и общения, наш прекрасный Андрей Родионов и все наши стихотворные хулиганства – все это нужно только для одного, чтобы у них не было ощущения что театр – это какое-то затхлое место, где надо быть очень серьезным. Большинство так и думает, что в театр ходят потому что классная сказала: «идем в театр».



Ну их же еще и со всех сторон ужасно и необоснованно застыдили.

Конечно, я вообще против этого. Стыд, особенно такой повсеместный, тотальный стыд – это очень плохо. Вот говорят: «ты бесстыжий, стыда у тебя нет», не разобравшись, не поняв, о чем речь идет. Это ужасно, особенно для детей. Взрослые могут не слушать это, а детям, конечно, очень тяжело. Вот если вы хотите, чтобы ваш ребенок никуда не развивался, просто встал на одной точке на всю жизнь, то все время говорите: «ну тебе не стыдно?». Просто одну фразу. Вредный совет для тех, кто хочет, чтобы его ребенок ничего никогда не делал.




Со "студентами" профпрограммы в рамках фестиваля «Территория.Красноярск» вы обсуждали, что режиссер должен быть выше артистов. Где в этой вертикали место зрителю?

Он вообще не находится в этой вертикали. И это плохо, если он в ней находится. Если он в ней главнее и выходит наверх, то начинается творчество только на потребу зрителей, если внизу – значит начинается псевдохудожественное, мол «мы такие странные, нас не понять». Я тоже это не очень люблю, хотя много чего из этого я смотрела, но не являюсь поклонником. Это вот такая кухня – режиссер, актер, продюсер – на нее не надо пускать гостей. [Зритель] – это прекрасная столовая. Вот мы за стол сели и вот мы вас угощаем. Понравится вам или нет – мы этого не знаем, но у нас вот так. Когда-то мне один их моих педагогов сказал такую фразу: «я не пряник, чтобы всем нравиться». Тут такая тоже история. Как только актеры или режиссеры, вообще творческие люди становятся в позицию «вот как бы нам понравится, зритель дорогой-любимый» – это становится скучно, теряется развитие, и они перестают быть интересными. Вы со зрителем на равных. Вам есть что дать, им есть что взять. Если кто-то из вас не дает или не берет – так тоже бывает. И я всегда против, если на зрителя вообще наплевать, но и против, чтобы было ровно наоборот. Мы ж природе не говорим, что нам не нравится эта береза, что за полоски? Такая же история с творчеством. Хочется, чтобы было так. Но бывает по разному.



Я когда чувствую, что почва под ногами становится все рыхлее, замечаю, что пересматриваю фильмы, в которых уверена, что вот такие чувства у меня возникнут, вот так эта история закончится. И с одной стороны, я понимаю, что работа над оригинальной историей в дорогостоящем кино – это авантюра. Поэтому и крупные корпорации и российское кино сейчас идут к персонажам и историям прошлого. Но не могу избавиться от ощущения, что это не только из-за денег, а потому что хочется вернуться в какой-то человеческий покой.

Мне кажется, что в советском кино каким-то чудом, иначе у меня нет объяснения, есть очень ясный наш культурный код. Вот вы смотрите советское кино, вы никогда его не спутаете с американским или с европейским. «Мимино» или любой из фильмов Захарова. Это кино или это театр? Почему мы не отрываясь смотрим это? Это очень своеобразный и странный язык. В голливудской системе кинопроизводства по пунктам расписано: что тут должно произойти, чем должно закончиться. Но никто пока еще, к сожалению, не занялся таким серьезным анализом советского кино. Я уже, кстати, поднимала эту тему среди кинокритиков и загадки почему оно работает. Я сама пересматриваю советские фильмы безостановочно. Почему оно работает на наших детей, в том числе? Почему наши дети любят старые сказки? Я вам на этот вопрос не смогу ответить профессионально, но точно уже пора задуматься над тем, чтобы попробовать поизучать советское кино, проанализировать, что же дает нам такое спокойствие? Я абсолютно с вами согласна, что есть фильмы, которые дают нам такие ясные, понятные и одинаковые у целой страны эмоции. Это предмет, требующий серьёзного обсуждения и не меня, конечно, а профессионалов, которые в этом разбираются. Потому что было бы здорово, если бы мы получили тайный этот рецепт, хоть приблизительно какую-то схему.


Организаторы Фестиваля «Территория.Красноярск»: Фонд развития культуры и современного искусства «Территория», золотодобывающая компания «Полюс» и ММОМА (Московский музей современного искусства).

Фото: Андрей Болотов.