07 июня 2016
ЕВГЕНИЙ ИБРАГИМОВ: ДЕТИ, КОНЕЧНО, ОДИНОКИ
Режиссер-кукольник, художник, обладатель «Золотой маски» Евгений Ибрагимов о детской любви и свободе.
Режиссер-кукольник, художник, обладатель «Золотой маски» Евгений Ибрагимов о детской любви и свободе.
Дети, конечно, одиноки, но я бы не сказал, что они несчастны. Одиночество иногда бывает очень нужной вещью.
Детям нужно дать как можно больше свободы.
Дети становятся лучше. Сейчас они получают в минуту больше информации, чем получало наше поколение в пятилетку. И ничего опасного в этом нет. Другое дело, что сейчас много поверхностного. Говорят: «Краткое содержание «Дон Кихота». Ну какое тут может быть краткое содержание?
У меня недавно был один артист в гостях. Ему звонят, он отвечает по телефону: «Я сейчас в Чехии снимаюсь, не могу говорить». Мой сын девятилетний сидит и тут же у него спрашивает: «А что ты снимаешь?» А он ничего не снимает. Соврал. Потом этот человек скажет ребенку о том, что врать нехорошо. Но доверие уже утрачено безвозвратно. Надо самим быть лучше, дети же смотрят на нас.
Детскость — это когда не стесняешь своих эмоций и чувств. Сейчас тенденция такая пошла, что про любовь надо говорить прямо. Я ставил спектакль «Буратино», там Мальвина обучает Буратино грамматике. Пишет ему на песке «Б», а он говорит: «Бесподобная», «В» — он говорит: «Великолепная». Дети влюбляются на каждом шагу. У моего сына уже как минимум три безответных любви. Однажды был влюблен в дочку кондитера. Я у него спрашиваю: «Так ты, может, на конфеты позарился?» А он мне: «Нет. Ее люблю».
Актер театра кукол — это другая природа, другой механизм. В нашем спектакле «Когда я снова стану маленьким» главный актер, Тарас, показывает высший пилотаж актерской игры. В нашей истории куклы шарнирные, только и можно, что голову повернуть. И это магия, когда ты веришь, что две статично сидящие куклы живые и разговаривают.
Никто не может объяснить, что такое магия куклы. Это же корни древнейшие, ритуальные вещи.
Я считаю, что страшное должно быть страшным. Нельзя пугать ребенка. Но и обманывать нельзя.
С детьми нужно бережно. Нельзя их травмировать. Их и так многое травмирует. Та же школа.
Парты у нас в школе были деревянные. Красили парты только в зеленый или голубой цвет. И вот я ногтем сковырнул краску, смотрю — зеленый появился. И вот так ногтем нарисовал Эйфелеву башню. Учительница увидела и как даст указкой по голове! Но помню, что мне нравились уроки рисования, пения, географии. Когда по географии отвечал, учительница заплакала и сказала: «Ты сейчас так рассказывал, я думала, я там была». Светлое воспоминание. Но вот то, что указкой по голове, — все перевешивает. А еще мне учительница говорила: «Сосчитай, сколько будет 5+6?» Я нарисую пять птиц и еще шесть к ним добавлю. Она меня ругала, но интереснее же, когда птицы. С тех пор с математикой покончено. Птицы выживали, а цифры нет.
Как-то раз говорим с друзьями о бренности профессии: «Вот пришли люди на спектакль, 100 человек, подарил им эмоции, ответил на вопросы, но завтра же и забудут, ну и если даже будут помнить, то что? Что мы делаем, для чего это все, это же все воздух?» Маленькая моя дочка ко мне подходит и говорит: «Ну а, повар кто тогда?» И закончились дебаты.
В зале обязательно есть поэты, есть не поэты, а есть еще одна категория — это совсем не поэты. Все разные, поэтому спектакль должен быть и для тех, и для других. Все по-честному.
Эти категории 3+, 12+, конечно, мы пишем. Но это все такая тонкая материя. Кто-то и в 3+ все понимать может, а кто-то и до 55+ ничего не поймет. И ничего страшного, если не понимают, главное, чтобы не разрушали.
Я люблю уличные спектакли. Я хожу на улицу. Играю на улице, сижу на стульчике. У меня инструмент с собой и два двойника моих — я научился играть так, чтобы большие пальцы были свободными. Двойники между собой договариваются, а я как будто внимания не обращаю на них. Мы все втроем в одинаковых шапочках. А в корзинке рядом деньги разных народов, часы.
Сейчас ушли куклы с улицы, но это же история, это истоки.
У меня другие отношения с Аллахом и с верой, я же суфий. У меня любовь к нему, а не страх. И вот то, что я делаю, это и есть ислам: мир и любовь, гармония — все как в любой другой вере. Потому что вера одна — в любовь.
Алена Никулина
Организатор фестиваля «Театральный синдром» – Фонд Михаила Прохорова.
Фестиваль проводится при поддержке Правительства Красноярского края и Администрации города Красноярска.
Большой драматический театр имени Георгия Александровича Товстоногова и Творческое объединение «КультПроект» в рамках фестиваля "Театральный синдром" представили постановку «Когда я снова стану маленьким», инсценировка Елены Чарник по произведениям Януша Корчака.
Дети, конечно, одиноки, но я бы не сказал, что они несчастны. Одиночество иногда бывает очень нужной вещью.
Детям нужно дать как можно больше свободы.
Дети становятся лучше. Сейчас они получают в минуту больше информации, чем получало наше поколение в пятилетку. И ничего опасного в этом нет. Другое дело, что сейчас много поверхностного. Говорят: «Краткое содержание «Дон Кихота». Ну какое тут может быть краткое содержание?
У меня недавно был один артист в гостях. Ему звонят, он отвечает по телефону: «Я сейчас в Чехии снимаюсь, не могу говорить». Мой сын девятилетний сидит и тут же у него спрашивает: «А что ты снимаешь?» А он ничего не снимает. Соврал. Потом этот человек скажет ребенку о том, что врать нехорошо. Но доверие уже утрачено безвозвратно. Надо самим быть лучше, дети же смотрят на нас.
Детскость — это когда не стесняешь своих эмоций и чувств. Сейчас тенденция такая пошла, что про любовь надо говорить прямо. Я ставил спектакль «Буратино», там Мальвина обучает Буратино грамматике. Пишет ему на песке «Б», а он говорит: «Бесподобная», «В» — он говорит: «Великолепная». Дети влюбляются на каждом шагу. У моего сына уже как минимум три безответных любви. Однажды был влюблен в дочку кондитера. Я у него спрашиваю: «Так ты, может, на конфеты позарился?» А он мне: «Нет. Ее люблю».
Актер театра кукол — это другая природа, другой механизм. В нашем спектакле «Когда я снова стану маленьким» главный актер, Тарас, показывает высший пилотаж актерской игры. В нашей истории куклы шарнирные, только и можно, что голову повернуть. И это магия, когда ты веришь, что две статично сидящие куклы живые и разговаривают.
Никто не может объяснить, что такое магия куклы. Это же корни древнейшие, ритуальные вещи.
Я считаю, что страшное должно быть страшным. Нельзя пугать ребенка. Но и обманывать нельзя.
С детьми нужно бережно. Нельзя их травмировать. Их и так многое травмирует. Та же школа.
Парты у нас в школе были деревянные. Красили парты только в зеленый или голубой цвет. И вот я ногтем сковырнул краску, смотрю — зеленый появился. И вот так ногтем нарисовал Эйфелеву башню. Учительница увидела и как даст указкой по голове! Но помню, что мне нравились уроки рисования, пения, географии. Когда по географии отвечал, учительница заплакала и сказала: «Ты сейчас так рассказывал, я думала, я там была». Светлое воспоминание. Но вот то, что указкой по голове, — все перевешивает. А еще мне учительница говорила: «Сосчитай, сколько будет 5+6?» Я нарисую пять птиц и еще шесть к ним добавлю. Она меня ругала, но интереснее же, когда птицы. С тех пор с математикой покончено. Птицы выживали, а цифры нет.
Как-то раз говорим с друзьями о бренности профессии: «Вот пришли люди на спектакль, 100 человек, подарил им эмоции, ответил на вопросы, но завтра же и забудут, ну и если даже будут помнить, то что? Что мы делаем, для чего это все, это же все воздух?» Маленькая моя дочка ко мне подходит и говорит: «Ну а, повар кто тогда?» И закончились дебаты.
В зале обязательно есть поэты, есть не поэты, а есть еще одна категория — это совсем не поэты. Все разные, поэтому спектакль должен быть и для тех, и для других. Все по-честному.
Эти категории 3+, 12+, конечно, мы пишем. Но это все такая тонкая материя. Кто-то и в 3+ все понимать может, а кто-то и до 55+ ничего не поймет. И ничего страшного, если не понимают, главное, чтобы не разрушали.
Я люблю уличные спектакли. Я хожу на улицу. Играю на улице, сижу на стульчике. У меня инструмент с собой и два двойника моих — я научился играть так, чтобы большие пальцы были свободными. Двойники между собой договариваются, а я как будто внимания не обращаю на них. Мы все втроем в одинаковых шапочках. А в корзинке рядом деньги разных народов, часы.
Сейчас ушли куклы с улицы, но это же история, это истоки.
У меня другие отношения с Аллахом и с верой, я же суфий. У меня любовь к нему, а не страх. И вот то, что я делаю, это и есть ислам: мир и любовь, гармония — все как в любой другой вере. Потому что вера одна — в любовь.
Алена Никулина
Организатор фестиваля «Театральный синдром» – Фонд Михаила Прохорова.
Фестиваль проводится при поддержке Правительства Красноярского края и Администрации города Красноярска.
Большой драматический театр имени Георгия Александровича Товстоногова и Творческое объединение «КультПроект» в рамках фестиваля "Театральный синдром" представили постановку «Когда я снова стану маленьким», инсценировка Елены Чарник по произведениям Януша Корчака.