05 ноября 2019

«В России люди привычны к толстым книгам»: историк Юрий Слёзкин о том, как писать одно произведение 20 лет и не сдаться

Одним из ярких событий XIII Красноярской ярмарки книжной культуры стала презентация монументального труда историка Юрия Слёзкина о судьбах жителей московского Дома на набережной. О том, чем обернулось создание социалистического рая в отдельно взятом доме, что общего между большевиками и кришнаитами и почему каждому важно изучать историю, поговорили с автором в кулуарах ярмарки.

 

 

 

 

1 /

Исчез ли в России с приходом большевизма так называемый русский мир?

Смотря что считать русским миром. Большевизм был движением интернациональным, при этом он пользовался особенной популярностью на окраинах Российской империи, в частности, в черте еврейской оседлости, в Прибалтике, на Кавказе. Российская империя начала распадаться по краям, вдоль границ.

Широко известен высокий интерес западного ученого сообщества к нашему советскому прошлому. А как «Дом правительства» оценил западный читатель? Как там вообще относятся ко всему советскому?

Мне трудно судить об этом, все-таки люди на Западе очень разные . Я в основном знаю отклики по рецензиям, а пишут их, как правило, профессионалы: журналисты, историки. Однако книгу же кто-то покупает — тысячи проданных экземпляров, переводы на многие языки — то есть люди читают, и не только на Западе, вот на китайский сейчас перевели. Меня иногда ругают слева — говорят, что сравнения большевиков с сектой неправомерны, несправедливы по отношению к борцам за народное дело. Ругают и справа — дескать, с излишней симпатией отношусь к своим героям-большевикам, вместо того, чтобы их осудить как преступников. Впрочем, такой взгляд гораздо больше распространен в России, чем на Западе. Но, думаю, весь спектр присутствует и там, просто очевидно, что в России такие сюжеты людям интереснее. Потому что это свое.

Я понял очень быстро — она получается русской, и я неправильно делаю, что пишу ее на английском.

В «Доме правительства» перед предисловием написано: «Это исторический труд. Написан он был задом наперед: сначала по-английски, а потом по-русски». Почему не наоборот?

Я начал писать ее по-английски потому что преподаю в американском университете, вся профессиональная жизнь прошла в Америке, коллеги мои — в основном, американцы. Там я учился в аспирантуре, получил работу. Поэтому я как-то специально не думал об этом, предыдущие книги писал на английском, обращаясь в основном к англоязычной аудитории. Но с этой книгой было по-другому. Я понял очень быстро — она получается русской, и я неправильно делаю, что пишу ее на английском. Но деваться было некуда, дописал, как начал. При этом все источники, все цитаты — а их очень много в книге — сохранял в специальных папках на компьютере для русской версии. То есть, все время знал, что русская версия обязательно будет. Такую объемную книгу читать нелегко, но в России люди более привычны к толстым книгам, с большим терпением и пониманием к ним относятся.

Главная тема КРЯКК в этом году — самоидентификация и локальные истории. А что для вас локальная история?

В англоязычном профессиональном сообществе этот термин очень редко используется. Локальная история — это то, чем занимаются энтузиасты-краеведы. В разных регионах Великобритании, например — часто пенсионеры, учителя занимаются историей своего края. В Америке этого очень мало, в профессиональном контексте слова этого не услышишь. Тем более интересно это наблюдать здесь, где было и до сих пор есть такое важное явление, как краеведение — со своими музеями, институтами, традициями, идеологией. Сейчас вводится термин «локальная история», но это надо у кого-нибудь другого спросить — кто им пользуется? Как я понял из разговоров здесь, имеется в виду история региона в его связи с историей страны, мира.

Я могу сам не замечать, в какой степени подвержен влиянию страны, в которой прожил большую часть жизни.

Вы писатель, который живет в США не с рождения. С каким укладом жизни, с какой страной вы себя больше идентифицируете?

Действительно, большую часть жизни прожил в Америке — сейчас, правда, я в процессе переезда в Англию, по крайней мере, на какое-то время — но все же считаю себя русским человеком. Который живет в Америке. То есть жил. Посмотрим, где я буду жить дальше (смеется). Уехал я в 26 лет, но до сих пор остаюсь человеком здешним по воспитанию, по культуре, по образу мыслей, привычкам, традициям. Другое дело, что я могу сам не замечать, в какой степени подвержен влиянию страны, в которой прожил большую часть жизни. Когда переписывал книгу по-русски, редактор подчеркивала места, где я, не замечая того, сбивался на англицизмы… В общем, могу быть не объективен в своих самооценках.


Молодые люди могут просто не знать, что они погружены в историю, привязаны к прошлому, что жизнь их родителей — это тоже история.

Нужна ли молодежи история? Как человеку, как говорится, не погруженному в тему, читать исторические книги?

История нужна всем. Так называемая профессиональная история — невероятно малая часть того, что можно назвать историей. У вас своя история, у меня своя. Так или иначе, все разговоры о прошлом — это история. И у молодых, и у старых есть свое прошлое. Вчера здесь на ярмарке директор одного из екатеринбургских музеев рассказывал о проектах, которыми они занимаются — история моей семьи, моей бабушки, моего подъезда, моего дома, моего города и так далее. Молодые люди могут просто не знать, что они погружены в историю, привязаны к прошлому, что жизнь их родителей — это тоже история. Другое дело, как много они об этом думают, подвергают ли это рефлексии. В в том, что они живут в истории и с историей — нет сомнений.

Кого вы считаете своим читателем?

Я не могу написать портрет. Книгу перевели на много языков, да и предыдущие мои книги читают самые разные люди в разных странах. Каждый по-своему, каждый вкладывает в свой контекст. Но мне особенно важно, как ее читают в России. Это все-таки написанная на родном языке история про то, что произошло с поколением моих бабушек и дедушек, ваших прабабушек и прадедушек. Когда подходят ко мне, просят, чтобы я подписал книгу — видно, что это очень разные люди. Главное, чтобы читали.

Что бы вы пожелали отечественному читателю, который впервые откроет для себя вашу книгу?

Чтобы он дочитал ее до конца. Чтобы открыл и не сдавался. Если что-то покажется излишним или ненужным, пусть потерпит. Потому что, как говорил Юрий Трифонов, все между собой взаимосвязано.

Организатор XIII Красноярской ярмарки книжной культуры — Фонд Михаила Прохорова.

Фото: Руслан Максимов/Культура24

Читайте также