07 декабря 2022
Владимир Пономарёв: «Новая интонация будет отображать новое мышление»
В Красноярске завершается V Сибирский фестиваль современной музыки, в концертной афише которого имена современных профессиональных композиторов и молодых авторов от Алтая до Новосибирска, от Тувы и Бурятии до столицы нашего края.
О новой музыке, поиске новой интонации и возможностях больших фестивалей говорим с композитором, профессором Сибирского Института Искусств имени Дмитрия Хворостовского Владимиром Пономарёвым.
Перед нашим разговором, мы обсуждали фестиваль, как площадку для диалога с другими регионами. Вы сказали, что мысль объединения не нова, но воплощение свое стала получать только сейчас. У всех накопились определённые вопросы, которые захотелось задать друг другу?
Тут больше речь о возможностях и перспективах. Мы живем в регионе с огромными расстояниями, в котором каждый крупный город вынужден становиться мегаполисом. Мы вынуждены создавать всю инфраструктуру: и театры, и оркестры. Но не всем городам это удается. Красноярск и Новосибирск, пожалуй, два города в Сибири, у которых есть полный набор необходимого. Профессиональный композитор пишет музыку во всех жанрах, но так получается, что не все жанры могут быть исполнены в его городе. Вот мы и хотим поговорить о том, как нам организовывать совместные фестивали, концерты.
В Красноярске тесно композиторам?
Нельзя говорить, что здесь, в Красноярске, стало тесно, хотя, не скрою, очень часто и очень многое зависит от личных контактов с руководителем того или иного коллектива. Я не говорю, что кто-то кого-то не любит, просто композитор может не владеть тем или иным жанром в должной мере, и порой стесняется прийти, например, к дирижёру оркестра и спросить: «Помогите мне, может, я не очень корректно написал свою партитуру», и предпочитает писать для других коллективов. Особенно это касается молодых. Композитор должен идти, не стесняясь разговаривать с дирижёром и вместе с ним править свои партитуры, чтобы музыка могла прозвучать. Мы живём сейчас в такое время, когда всё протекает стремительно, все обо всех знают всё в той или иной сфере.
Молодые композиторы рассматривают подобные фестивали, как возможность начала или продолжения работы с коллективами? И она у них действительно появляется?
С потенциальными «потребителями» — потенциальными исполнителями этой музыки — да.
А как влияет на слушателей наличие фестивальной и конкурсной историй?
Немножко. О многом говорить не приходится в силу того, что значительная часть нашей жизни и быта коммерциализирована. Но если композитор «засветился» и все слышат, что это качественная музыка — будут и заказы, и слушатели на концертах. Сегодня многое нацелено на то, чтобы музыканты не играли для пустого зала. Но сводить всё только к этому нельзя ни в коем случае. И здесь ещё раз повторю, велика роль личностей — не только авторов, но и тех людей, которые руководят «культурными процессами». Убеждён, что наша музыка должна звучать регулярно — не только от фестиваля к фестивалю. Сегодня это происходит у нас в камерных программах. И наши хоры очень активно используют то, что пишут красноярские композиторы. Вот с оркестрами немного хуже, особенно с симфоническим оркестром. Как делал в своё время маэстро Арнольд Кац? Он составлял программу: Прокофьев, Стравинский и новосибирский композитор Аскольд Муров. Кто-то шёл на Прокофьева и Стравинского, а попутно слушал и Мурова. Потом шёл уже конкретно на Мурова, потому что узнал этого автора. Мы к этому идём. Другое дело, что это не делается в одночасье и на пути к этому, увы, немало препятствий.
Большие коллективы боятся авангарда? Или точнее стереотипа о современной музыке, как о непонятной и странной, которая может отпугнуть слушателей?
Сейчас выдумано очень много красивых терминов: поставангард, постмодерн, пост-пост… Но сегодня в мире нет музыкального и художественного мейнстрима. Он развалился, потому что нет единого мировоззрения, которое бы давало художнику основу. Эта основа сейчас только формируется. И я говорю своим студентам: «Ребята, вы будете создавать новую интонацию, не я, потому что я пишу, как писал прежде. Хотя — кто его знает… Но прежде всего это сделаете вы! И вы должны думать о том, какой должна быть эта новая интонация». Тут имеет место ещё такой момент. Знаете, в каждой ситуации есть свои «за» и свои «против». В том, что мы находимся вдалеке от столиц, есть огромное преимущество. Мы на всё может смотреть со стороны. Сейчас в московской консерватории существует негласная, никем не задекларированная тенденция утверждать, что сейчас идёт какая-то очередная волна авангарда, и нужно непременно искать новый звук. И когда наши ребята едут туда, а потом приезжают обратно и показывают свои сочинения — мы сидим и улыбаемся, но не потому что это плохо, а потому что мы-то здесь, не варясь в том «бульоне», понимаем, что не надо искать новый приём ради приёма. Новая интонация будет отображать новое мышление, новое содержание. Вот его и нужно искать. Зачем пытаться искать что-то принципиально новое в звуке, в исполнительских приёмах? Всё уже найдено, и физические возможности исполнения на любом музыкальном инструменте уже доведены до края, виртуознее играть уже невозможно. Нужно искать, повторю, новое содержание — и под него подбирать средства, которые могут быть и старые, и новые.
Совершенно гениальную мысль предложил Альфред Шнитке в своё время. Он придумал то, что называется полистилистикой, когда одна тема, один интонационный комплекс у него становится и барочной музыкой, и ресторанным танго. Каждый сегодня может писать так, как он хочет, единственное пожелание — чтобы музыка была настоящей и искренней, и чтобы она не несла в себе разрушительных смыслов. Вот мы часто слушаем со студентами сочинения наших советских композиторов 1970-х годов, и там остро ощущается, что это музыка написана именно в это время. Как это выражено — я не знаю. Но мы слышим, что это советская музыка, не русская — Мусоргский или Глинка — а советская музыка. Такое же ощущение времени возникает и когда мы слушаем русских дореволюционных композиторов. Как это будет формироваться сейчас — не могу сказать. Это уже вопрос к молодым.
Работая с ними, вы можете сказать, от чего они готовы отказаться? Когда, например, собираются что-то снести — уже знают, что построят вместо. Вы требуете от молодых поиска с обозначенными ориентирами?
Я требую только одного, чтобы эта музыка была содержательной и была бы профессионально сделана. Стиль мы не оцениваем. У меня в классе один студент сочиняет совершенно атональные сочинения, приближенные к тому, чтобы назвать их авангардными, а другой пишет тональную красивую музыку — вот Диана Кулакова, например, пишет прям как Римский-Корсаков. Когда студент приходит ко мне в класс, я сразу предупреждаю: мы не обсуждаем стиль и никого не осуждаем, не критикуем и не хвалим за стилевые приоритеты. Каждый пишет так, как считает нужным. Но это должно быть качественно. Однако, я думаю, в силу того, что такие разные авторы оказываются рядом, и должна возникнуть новая интонация, о которой я говорю.
Тут больше речь о возможностях и перспективах. Мы живем в регионе с огромными расстояниями, в котором каждый крупный город вынужден становиться мегаполисом. Мы вынуждены создавать всю инфраструктуру: и театры, и оркестры. Но не всем городам это удается. Красноярск и Новосибирск, пожалуй, два города в Сибири, у которых есть полный набор необходимого. Профессиональный композитор пишет музыку во всех жанрах, но так получается, что не все жанры могут быть исполнены в его городе. Вот мы и хотим поговорить о том, как нам организовывать совместные фестивали, концерты.
В Красноярске тесно композиторам?
Нельзя говорить, что здесь, в Красноярске, стало тесно, хотя, не скрою, очень часто и очень многое зависит от личных контактов с руководителем того или иного коллектива. Я не говорю, что кто-то кого-то не любит, просто композитор может не владеть тем или иным жанром в должной мере, и порой стесняется прийти, например, к дирижёру оркестра и спросить: «Помогите мне, может, я не очень корректно написал свою партитуру», и предпочитает писать для других коллективов. Особенно это касается молодых. Композитор должен идти, не стесняясь разговаривать с дирижёром и вместе с ним править свои партитуры, чтобы музыка могла прозвучать. Мы живём сейчас в такое время, когда всё протекает стремительно, все обо всех знают всё в той или иной сфере.
Молодые композиторы рассматривают подобные фестивали, как возможность начала или продолжения работы с коллективами? И она у них действительно появляется?
С потенциальными «потребителями» — потенциальными исполнителями этой музыки — да.
А как влияет на слушателей наличие фестивальной и конкурсной историй?
Немножко. О многом говорить не приходится в силу того, что значительная часть нашей жизни и быта коммерциализирована. Но если композитор «засветился» и все слышат, что это качественная музыка — будут и заказы, и слушатели на концертах. Сегодня многое нацелено на то, чтобы музыканты не играли для пустого зала. Но сводить всё только к этому нельзя ни в коем случае. И здесь ещё раз повторю, велика роль личностей — не только авторов, но и тех людей, которые руководят «культурными процессами». Убеждён, что наша музыка должна звучать регулярно — не только от фестиваля к фестивалю. Сегодня это происходит у нас в камерных программах. И наши хоры очень активно используют то, что пишут красноярские композиторы. Вот с оркестрами немного хуже, особенно с симфоническим оркестром. Как делал в своё время маэстро Арнольд Кац? Он составлял программу: Прокофьев, Стравинский и новосибирский композитор Аскольд Муров. Кто-то шёл на Прокофьева и Стравинского, а попутно слушал и Мурова. Потом шёл уже конкретно на Мурова, потому что узнал этого автора. Мы к этому идём. Другое дело, что это не делается в одночасье и на пути к этому, увы, немало препятствий.
Большие коллективы боятся авангарда? Или точнее стереотипа о современной музыке, как о непонятной и странной, которая может отпугнуть слушателей?
Сейчас выдумано очень много красивых терминов: поставангард, постмодерн, пост-пост… Но сегодня в мире нет музыкального и художественного мейнстрима. Он развалился, потому что нет единого мировоззрения, которое бы давало художнику основу. Эта основа сейчас только формируется. И я говорю своим студентам: «Ребята, вы будете создавать новую интонацию, не я, потому что я пишу, как писал прежде. Хотя — кто его знает… Но прежде всего это сделаете вы! И вы должны думать о том, какой должна быть эта новая интонация». Тут имеет место ещё такой момент. Знаете, в каждой ситуации есть свои «за» и свои «против». В том, что мы находимся вдалеке от столиц, есть огромное преимущество. Мы на всё может смотреть со стороны. Сейчас в московской консерватории существует негласная, никем не задекларированная тенденция утверждать, что сейчас идёт какая-то очередная волна авангарда, и нужно непременно искать новый звук. И когда наши ребята едут туда, а потом приезжают обратно и показывают свои сочинения — мы сидим и улыбаемся, но не потому что это плохо, а потому что мы-то здесь, не варясь в том «бульоне», понимаем, что не надо искать новый приём ради приёма. Новая интонация будет отображать новое мышление, новое содержание. Вот его и нужно искать. Зачем пытаться искать что-то принципиально новое в звуке, в исполнительских приёмах? Всё уже найдено, и физические возможности исполнения на любом музыкальном инструменте уже доведены до края, виртуознее играть уже невозможно. Нужно искать, повторю, новое содержание — и под него подбирать средства, которые могут быть и старые, и новые.
Совершенно гениальную мысль предложил Альфред Шнитке в своё время. Он придумал то, что называется полистилистикой, когда одна тема, один интонационный комплекс у него становится и барочной музыкой, и ресторанным танго. Каждый сегодня может писать так, как он хочет, единственное пожелание — чтобы музыка была настоящей и искренней, и чтобы она не несла в себе разрушительных смыслов. Вот мы часто слушаем со студентами сочинения наших советских композиторов 1970-х годов, и там остро ощущается, что это музыка написана именно в это время. Как это выражено — я не знаю. Но мы слышим, что это советская музыка, не русская — Мусоргский или Глинка — а советская музыка. Такое же ощущение времени возникает и когда мы слушаем русских дореволюционных композиторов. Как это будет формироваться сейчас — не могу сказать. Это уже вопрос к молодым.
Работая с ними, вы можете сказать, от чего они готовы отказаться? Когда, например, собираются что-то снести — уже знают, что построят вместо. Вы требуете от молодых поиска с обозначенными ориентирами?
Я требую только одного, чтобы эта музыка была содержательной и была бы профессионально сделана. Стиль мы не оцениваем. У меня в классе один студент сочиняет совершенно атональные сочинения, приближенные к тому, чтобы назвать их авангардными, а другой пишет тональную красивую музыку — вот Диана Кулакова, например, пишет прям как Римский-Корсаков. Когда студент приходит ко мне в класс, я сразу предупреждаю: мы не обсуждаем стиль и никого не осуждаем, не критикуем и не хвалим за стилевые приоритеты. Каждый пишет так, как считает нужным. Но это должно быть качественно. Однако, я думаю, в силу того, что такие разные авторы оказываются рядом, и должна возникнуть новая интонация, о которой я говорю.
V Сибирский фестиваль современной музыки стал победителем конкурса министерства культуры Красноярского края на предоставление субсидий инновационных социально значимых проектов в области культуры и искусства в 2022 году и реализуется Домом искусств совместно с АНО Автономная некоммерческая организация «Центр развития культуры, искусства и краеведения «Достояние» (Красноярск).
Конкурс проводится ежегодно в рамках федерального проекта «Творческие люди» национального проекта «Культура».