Иван Черкасов: «Посетителя нашего музея мы "выращиваем" с трёх лет»

Прошла Универсиада в Красноярске — скомплектовали коллекцию из 2000 единиц. А ведь сами по себе предметы к нам не приходят. До сих поминаю добрым словом Ларису Ивановну Давыдову, бывшую тогда начальником отдела культурно-досуговой деятельности — позвонила и говорит, сейчас костюмы, в которых выступали артисты на открытии, будут распределять, пишите письма, а то все разберут артисты для своих постановок. С одной стороны, сценические костюмы могут работать дальше, но ведь это уже не просто костюмы, это часть истории нашего региона, один из паззлов, из которых в будущем будет складываться визуальная история Универсиады-2019.

В итоге в фонды музея вошла значительная часть костюмов с церемонии открытия. Трибуны, с которых Владимир Путин, Дмитрий Медведев открывали-закрывали Универсиаду, — они у нас. Комплекты медалей, флаги, факелы... Я шучу, что Универсиада закончилась в том момент, когда на торжественной церемонии у нас в музее представитель дирекции Универсиады мне передала погасший факел (улыбается).

Любое событие должно отражаться материально. При этом предметы должны быть наглядными, впечатляющими, а найти такие не всегда просто. Например, найти фотографию спортсмена — это одно, а вот уговорить спортсмена расстаться со своей медалью, чтобы сделать её экспонатом для тысяч посетителей — это совсем другое. Тут музейному сотруднику нужны качества, никак не связанные с теми стереотипами музейной работы, которые существуют.

 
Порой у нас появляется то, что кажется совершенно невозможным. Юдин умер в 1912 году, больше века назад, в 1917 году произошла революция со всеми вытекающими последствиями: гражданская война, разорение, конфискация усадьбы… И вот, представляете, в 2021 году к нам обращаются его потомки, у которых сохранились три книжных шкафа Юдина, комод, кровать. Всё подлинное, с подписями, и они готовы это за небольшую сумму продать. Естественно, мы покупаем. Удивительно какого уровня мемориальные вещи неожиданно всплывают!

И это очень важно, потому что решение передать предметы в музей — это оценка его работы. Потомки Юдина видят, сколько делает музей для сохранения памяти Юдина, и они доверяют нам семейные реликвии, которые хранили несколько поколений. Это много для нас значит, и мы очень им благодарны.

О людях музея

Любой музей это три составляющих. Первое — это здание. Второе — коллекции. Третье, а в чем-то возможно и даже первое — это люди, которые в нём работают. Музей — это огромное разнообразие. Можно заниматься исследовательской работой, можно экспозиционной, можно заниматься работой фондовой по описанию предметов и так далее. Много разных ипостасей, в которых может проявить себя сотрудник. Вот я 7 лет уже в краеведческом музее, и понимаю, что до сих пор ещё есть огромное количество вещей, к которым я не прикоснулся, направлений, в которых я еще не сделал всё, чего бы я хотел — и это, конечно, вдохновляет.


Столько интересных людей, сколько в музее, я не встречал нигде. Люди, с которыми интересно разговаривать, интересно работать, которые много могут посоветовать. Причем, люди разного возраста. Музейщики все разные, но очень интересные люди. При этом они очень дружные — острой конкуренции между ними, как правило, нет.

Но есть нюанс — работа в большом музее сильно специализирована. Объясню так. У меня, например, 12 лет совокупного музейного стажа, я начал свою музейную работу в Музее-усадьбе Сурикова, проработал там 4 года — это моя музейная альма-матер, любовь на всю жизнь.

Музей маленький, около 15 человек в штате, и все они — многостаночники: один и тот же сотрудник сейчас ведёт экскурсию, потом поедет с лекцией, потом он будет делать выставку или какую-то другую ещё работу. Там я получил свой первый музейный опыт — «понемножечку от всего», опыт экспозиционный, опыт исследовательской работы, опыт работы с посетителями.

И когда я пришёл в краеведческий, заметил — здесь всё-таки люди более разделены. Внутри музея есть, условно говоря, три группы: экспозиционеры, экскурсоводы, хранители, которые совершенно о разном. Скажем так, фондовики уже, как правило, работой с посетителями не занимаются (хотя многие наши хранители проводят экскурсии по хранилищам). Эти две категории — фондовики и экскурсоводы — в своей деятельности мало пересекаются. Экспозиционеры больше пересекаются по работе с другими сотрудниками — им нужно понимать и что есть в фондах, и что интересно посетителю.

Два года назад музей представил уникальный тактильный проект, рассказываем, почему это важно.

Разные навыки, разный темп. Хотя он везде в музее напряженный. Особенно учитывая задачи, которые перед нами ставит руководство страны и в принципе лично президент, поскольку национальные проекты — это его инициатива.

Музей и нацпроект «Культура»

В отличие от других коллег — клубных учреждений, театров — для музеев нацпроект это прежде всего задачи, а не возможности. Ключевое — это задача по увеличению посещаемости, причём в разы. Выиграл ли музей заявку на капремонт, участвует ли он в федеральной выставке, но рост посещаемости он должен давать в любом случае — два года пандемии у нас были послабления, теперь уже нет. Мы стремимся, чтобы выполнялись плановые показатели — допустим, в этом году мы должны показать на 30 тысяч больше, чем было в предпандемийный год.

Отличная возможность нарастить посещаемость — участие во Всероссийской акции «Ночь музеев». Смотрите, как это было в 2022 году

Но есть, конечно, и возможности. Мы задействованы в нацпроекте постоянно, причем во всех трёх его направлениях. Нам удаётся прикоснуться к выставочному проекту федерального музея, мы оказываем консультационную помощь другим музеям, когда они подают заявки на финансирование ремонтов. Всё перечисленное, кстати, это проект «Культурная среда».

Участвуем мы и в проекте «Творческие люди» — ежегодно по нему обучаются более 10 сотрудников нашего музея. Уже прошли обучение специалисты из всех отделов: администрации, фондов, просветительских, экспозиционных. У нас большая квота, поскольку мы испытываем все программы на себе, а потом передаём своё мнение в КНУЦ (Красноярский краевой научно-учебный центр кадров культуры, — прим. ред.) — стоит ли ту или иную программу применять шире и доводить до других музеев.

Опять же музей вынужден работать в этаких ножницах, выполняя две противоположные функции — предмет нужно сохранить и одновременно его нужно популяризировать. Для первого он должен лежать вне широкого доступа, а для второго, его должно видеть, как можно больше людей.

Это дополнительный стимул дальше работать над оцифровкой наших экспозиций для интерактивной платформы «Артефакт», для федерального Госкаталога, постепенно расширяем наше присутствие там — это «Цифровая культура».

«Артефакт», кстати, наиболее подходит именно к краеведческим музеям, в которых из-за их комплексности всегда много предметов. Ну вот лежит кочерга. Вроде просто кочерга, ничего интересного. А через «Артефакт» можно узнать, что это допустим мемориальная кочерга или что более вероятно — и вовсе не кочерга, а что-то иное.

Увидел какой-то предмет, с виду, казалось бы, абсолютно неинтересный, а ты открыл «Артефакт» и оказалось, что это мемориальная вещь — запонка Шаляпина, подаренная Хворостовскому его поклонниками. Это один из наших экспонатов с выставки, посвящённой Хворостовскому.

«Артефакт» даёт возможность не искать в зале сотрудника, чтобы спросить, и работает на свободу посетителя. Человек должен обладать знаниями об экспозиции, возможностью самому решать — взять эти знания, или нет… В идеале, конечно — чем больше, тем лучше. Цифровизация — прекрасная дополнительная опция, чтобы заманить людей в музей.

О людях в музее

Что такое рост посещаемости? Достаточно съездить хотя бы в Казань, например, сразу понимаешь — Красноярск не туристический город. Я уже не говорю про Москву, насколько там по-другому построено мышление, логистика и сколько там туристов.

Музей в туристическом городе и музей в нетуристическом городе — это две совершенно разные модели. Даже если Эрмитаж не будет делать ни одной выставки, посетителей у них меньше не станет — там Рафаэль, там Да Винчи, там Древний Египет, там царские покои — всё, что мы знаем из книжек, фильмов, учебников, там есть и туда хочется прийти. Московский Кремль, Третьяковка. Безусловно на них это не свалилось с неба — это результат их большой работы. А если, допустим, наш музей не будет делать ни одной выставки, посещаемость упадет раза в два как минимум, а то и в три. Потому что наши площади несопоставимы, и интерес к наследию, которое мы храним, тоже несопоставим. Для нас это огромная ценность и мы стараемся, чтобы это стало ценностью для всех жителей. Но вы же понимаете, что для человека из условного Архангельска наследие Красноярского края не может быть таким же родным.

Мы не можем просто сделать экспозицию, поставить там крутые экспонаты и почивать на лаврах, и выставки во всех наших филиалах мы должны делать на те темы, которые интересны красноярцу и не только, которые актуальны, на которые придёт массовый посетитель. Новыми мероприятиями нужно цеплять не только новые группы людей, но, и заманивать бывалых снова и снова. Потребность сходить в краеведческий музей мы должны вызвать у одного живущего в городе человека по несколько раз в год.

Одна из символических для нас в этом плане вещей — семейный клуб, в котором мы «выращиваем» своего посетителя с 3 лет. В течение года, например, по два раза в месяц проводим курс занятий для трёхлеток — это не столько рассказ, сколько тактильная работа, костюмировка экскурсоводов — даём совсем азы для погружения в атмосферу, чтобы ребёнок почувствовал себя в музее как дома, как в месте, в котором интересно, и захотел прийти сюда ещё.

Мы должны беспрерывно креативить, что-то придумывать, и в этом плане помогает то, что музей, на мой взгляд, — самое комплексное из учреждений культуры. Функции библиотеки музей выполняет, функции театра — может выполнять, если захочет, есть же, к примеру, музейные спектакли, функции клуба может выполнять. Иногда говорят, музей выходит за свои рамки, мол, это уже больше, чем музей. Да не выходит он за свои рамки! Их у музея просто нет. Музей — это безграничная история. Клуб по интересам в музее — это естественно. И читатель музейной библиотеки — это естественно, у нас три библиотеки при музее работает. Организация самодеятельности, показы концертов, спектаклей… Всё это для музея не сказать, что повседневность, но и далеко не в новинку.

А ещё я всегда говорю — наш музей нельзя смотреть за один раз. Можно проходить по нему полтора часа, как у нас делает большинство людей: «устал как собака, ничего не помню и никогда сюда больше не приду». Так лучше прийти три раза, каждый раз по полчаса, по этажу за раз — ты увидишь больше. Ребёнку так вообще даже рассказывать не нужно ничего, по крайней мере в первые визиты. Надо, чтобы он смотрел — он же присваивает себе пространство, понимает, что в музее есть с одной стороны, правила — не надо хватать стекло, экспонаты, но с другой стороны, в музее можно ходить, смотреть, не торопиться, вернуться обратно, в отличие от какого-нибудь квеста, посмотреть ещё раз, пойти в другом направлении… Этакая свобода прогулки. Есть, конечно, и маршруты, по ним водят экскурсии, но ты имеешь полное право идти наоборот. Я, бывает, прихожу в музей вообще на один экспонат посмотреть, и это совершенно другие впечатления. Это просто мой опыт, я как человек «повёрнутый» на Сурикове, когда приехал в Третьяковку, то провёл целый час в зале Сурикова, из них полчаса — перед «Боярыней Морозовой». Контакт с экспонатом — вещь необычайная.

«Суриков — наше всё?»

В этом году, кстати, нас немного задел нацпроект ещё и открывшейся в Красноярске выставкой к 175-летию Василия Сурикова. Там выставлены три этюда к «Покорению Сибири Ермаком» и предметы из нашей этнографической коллекции: предметы быта русского и коренных народов Севера, которые помогают лучше погрузиться в мир этой картины.
 
Впервые за 84 года шедевр Василия Сурикова «Покорение Сибири Ермаком Тимофеевичем» покинул стены Русского музея и приехал на родину автора.

Участие в таком большом проекте для нас, конечно, очень важно — у нашего музея богатейшая суриковская коллекция. Какую-то часть мы представляем в постоянных экспозициях, стремимся популяризировать коллекцию через виртуальную выставку «Суриков — наше всё?».

Наш музей — хранитель фундаментальных предметов из биографии художника. Практически вся она есть в письмах, которые хранятся у нас — Суриков не вёл дневников, воспоминаний не оставил, поэтому основная информация о его жизни она вся в этих письмах. С кого он писал тот или иной этюд, когда он писал ту или иную картину, кому и за сколько он её потом продал — многое есть в этих письмах, и понять, какой он был человек, а человек он был сложный, и в семье, и в общении в другими людьми — можно только через его письма. Они все хранятся у нас и, разумеется, мы стремимся их всячески популяризировать, как можно больше о них говорить.

Конечно, жаль, что, финансируя, допустим, выставочную деятельность федеральных музеев в регионах, нацпроект не дает таких же преимуществ в экспозиционной работе музеям региональным. Но, я надеюсь, мы к этому придём, ведь у нас настолько разная страна, нам просто необходимо знакомиться друг с другом, себя показывать друг другу. У нас одно большое и общее культурное наследие, прекрасное в своём многообразии.

О «Пушкинской карте»

Тот, кто работает в музее знает, что уже лет 20 назад студенты из музеев ушли. Если преподаватель не пошлёт намеренно — их нет в музее. И в этом плане «Пушкинская карта» — это, конечно, возможность вернуть студентов в музеи, мы видим, что посещаемость, допустим, по студентам техникумов, студентам вузов с её введением в нашем музее в разы увеличилась. Она всё ещё невелика, в тройке «школьники-студенты-пенсионеры» студенты пока на последнем месте — но их уже больше. «Пушкинская карта» способствует с одной стороны наращиванию аудитории, с другой — даёт возможность показать музей на федеральном уровне благодаря размещению своей афиши на портале Культура.РФ.

Об обновлении музеев
 

Первопроходцем в этом направлении стал в прошлом году Балахтинский музей, получивший субсидию по нацпроекту. Это очень здорово, что о небольших музеях заговорили на таком высоком уровне, им стали помогать.

Любые деньги, которые даются небольшим муниципальным музеям — это благо. Понятно, что это не глобальное решение проблем, но всё же благо. Безусловно это хорошо, что они возможно впервые задумаются о том, что можно не самим сколотить что-то, откуда-то принести что есть, а можно специально заказать то, что им так необходимо.

Оборудование для конкретных экспонатов, какие-то новшества для себя приобрести — те же интерактивные киоски, которыми в большом городе никого не удивишь, а в глубинке они всё же пока в диковинку, специальное освещение получить для экспонатов. Конечно, нацпроект работает через краевое министерство культуры, но тут очень важна и личная инициатива с мест — самим музеям нужно активнее заявляться. И, кстати, они уже год от года становятся активнее.

Любая забота о музее — это хорошо не только для музея, но и для посетителя. Который в него ходит, а самое главное, который пока не ходит, но потом пойдёт. Потому что там появилось что-то новое, музей стал чище, красивее, привлекательнее.

О ценности небольших музеев

Каждый маленький музей должен иметь своё лицо, потому что каждый из них уникален по-своему. Ценность музея в малом городе, а тем более в деревне, в том, что там музей, как правило, является аккумулятором всех научных сил — там нет, конечно, университетов, и самые знающие люди, они работают в школах и в учреждениях культуры — в музеях, ДК, библиотеках. В маленьких городах и сёлах музеи очень тесно связаны с сообществом — там люди со своими историями они идут в музей, а музей им помогает. Они цементируют это сообщество, способствуют сохранению локальных историй.

Опять же возьмём краеведа в большом городе — в Красноярске у него есть выбор, можно работать с нашим музеем, с той же Центральной библиотекой имени Горького, с университетами. А краевед, допустим, в Ачинске, а тем более в селе — он завязан только на местный музей, это прямо кровная связь.

Любой музей формирует локальную идентичность. В этом плане я всегда вспоминаю замечательный музей в посёлке Златоруновск Ужурского района — экспозиция у них ещё 80-х годов, но выполненная профессиональными художниками.

В посёлке раньше был овцеводческий совхоз (отсюда название: золотое руно — Златоруновск). История появления в нем овец уникальна — ещё до революции их чуть ли не пешком пригнали туда с Кавказа. Нет теперь совхоза, нет овцеводства, но есть музей об этом. Он не в чистом виде краеведческий, он о об одной теме — но это лицо этого места.

Вообще у нас музеи в крае удивительны, они все разные. Очень люблю музей Рыбинского района — они, опять-таки не имея средств, своими руками делают замечательные выставки. Когда крутые проекты делают маленькие муниципальные музеи — Дзержинский, Бородинский и другие — это, конечно, дорогого стоит. Шарыповский музей, который выиграл в этом году финансирование по нацпроекту — они и без этого прекрасно работали, у них потрясающий креатив и им эти деньги безусловно пойдут на пользу.

«Знать свою страну без её истории нельзя»

Я помню свои первые чувства — когда ты попадаешь в Кремль, в Оружейную палату, и ты понимаешь — вот твой народ, твои люди создали такую красоту, такое искусство, то больше никаких не надо слов про патриотизм, его градус автоматически повышается от соприкосновения с наследием. Потому что нельзя любить то, чего ты не знаешь. Надо знать свою страну, а знать свою страну без её истории нельзя. Когда ты знаешь и понимаешь, какие шедевры в искусстве, в технике сделаны были этим народом — ты проникаешься к нему уважением. Чем больше ты знаешь, тем больше любишь — это так работает.

Любой музей работает на патриотическое воспитание — даже если эти слова не будут использоваться. Просто показать, объяснить то или иное достижение. Кто-то скажет — мы медвежий угол здесь в Сибири, ну кому мы нужны… Мы просто показываем артефакты — ребята, уже 200 тысяч лет назад здесь жили люди. Почему, например, наше здание в древнеегипетском стиле? Потому что во времена древнеегипетской цивилизации у нас уже были свои цивилизации, пусть не такие развитые, но уже были, люди здесь уже жили в этих местах.